Перейти в календарь
1. Священномученик Феодот, епископ Киринейский.
[Киринея расположена] на Кипре. За свою мудрость и добродетели Феодотбыл избран в епископы и управлял Божией Церковью с любовью и ревностью. Но когда в правление жестокого царя Ликиния было поднято гонение на христиан, сей Божий человек был приведен на судилище и подвергнут многим истязаниям. Когда мучитель Савин советовал ему отречься от Христа и поклониться языческим идолам, Феодот ему возразил:
«Если бы знал ты благость Бога моего, на Которого я уповаю, что за эти кратковременные муки удостоит [Он] меня вечной жизни, то и сам восхотел бы пострадать так же, как и я».
В его тело забивали гвозди, а он молился Богу с благодарением. Полагая, что близок его конец, [святой Феодот] учил и наставлял окружавших его христиан. Но, по Божему Промыслу, в это время император Константин объявил христианам свободу, приказав отпустить всех, кто был под судом ради Христа. Тогда и сей святитель был освобожден, весь измученный вернулся на свою кафедру в Киринее и прожил еще два года. После этого упокоился он в Господе, Которому верно служил и за Которого много пострадал. Скончал он свою земную жизнь около 326 года и переселился во дворы Господни.
2. Мученик Троадий.
Пострадал за Христа в юношеском возрасте. Святитель Григорий Неокесарийский лицезрел его в видении, мужественно претерпевавшим мучения за Христа, пока его окончательно не лишили жизни. Видел он и его душу, расставшуюся с телом и радостно устремившуюся к небу. Пострадал и прославился святой Троадий в III веке.
3. Четыреста сорок мучеников, убиенных лангобардами в Италии около 579 года.
в РПЦ святые именуются: 440 Италийских мучениковО них пишет святитель Григорий Двоеслов. В одном месте было их обезглавлено 40, а в другом - 400. Все они пострадали за то, что не захотели вкушать от идольских жертв, а сии последние 400 еще и за то, что не стали, по обычаю язычников-лангобардов, плясать вокруг козьей головы, предварительно принесенной последними в жертву демонам.
4. Преподобный Агафон, великий египетский подвижник V века.
в РПЦ святой именуется: преподобный Агафон Египетский (Скитский) Великий мисирийский подвижник V века. Современник св. Макария и ученик св. Лота. Старался исполнить все заповеди Божии. Одному из братьев понравился нож, которым он нарезал прутья для корзин. Услышав о том, святой с радостью протянул тому брату нож в дар. Ещё говорил св. Агафон:
«Я бы с радостью, если бы это было возможно, взял бы себе тело некоего грешника, отдав взамен ему своё».
Не это ли совершенная любовь?
(Прим. - Ред.)
Агафон Скитский отличался необыкновенным смирением и незлобием. Однажды монахи стали упрекать его во множестве грехов. А. С. кротко отвечал: «Да, это правда». Лишь когда его назвали еретиком, А. С. отверг это обвинение, объяснив, что признание себя грешником приносит пользу душе, побуждая к покаянию; быть же еретиком - значит отлучить себя от Бога.
А. С. ко всем людям относился с необыкновенной любовью и добротой.
Господь чудесным образом испытал и прославил человеколюбие Агафона. Как-то раз святой шел на рынок продавать глиняные сосуды и встретил прокаженного, лежащего на дороге, к-рый попросил донести его до города и положить рядом с собой на рынке. Агафон исполнил эту просьбу. Через нек-рое время прокаженный потребовал купить ему пирог на деньги, вырученные за только что проданный сосуд. Так повторялось неск. раз, пока святой не продал все сосуды и прокаженный не попросил вернуть его на прежнее место. Когда святой исполнил и это, прокаженный сказал: «Благословен ты, Агафон, от Господа на небе и на земле!» - и после этого исчез. То был ангел, посланный для испытания святого.
источник: церковно-научный центр «Православная Энциклопедия»
5. Мученица Евфалия.
Сия святая девица Евфалия была родом с Сицилии. Ее мать носила то же имя. И был у нее брат Сермилиан. Все они были некрещеными язычниками. Старая Евфалия страдала кровотечением. Явились ей во сне святые мученики Алфий, Филадельф и Киприан (память их 10 мая) и сообщили, что выздоровеет она только в том случае, если крестится во имя Господа Иисуса Христа. Евфалия уверовала во Христа, крестилась и, действительно, получила здоровье. Увидев такое чудо, крестилась и ее дочь. Сермилиан же стал насмехаться над матерью и сестрой за их веру во Христа, а потом перешел и к угрозам. Мать испугалась и убежала из дома. Тогда брат начал преследовать сестру. Но сестра не устрашилась, потому что Христос был ей дороже брата, и сказала Сермилиану:
«Я христианка и не боюсь умереть».
Жестокий брат подослал к ней одного из слуг, чтобы тот ее осквернил. Но когда слуга напал на святую Евфалию, [тут же] потерял зрение. Злой брат увидел это чудо, но его сердце осталось черствым. Он кинулся за сестрой, схватил ее и отрубил ей голову, совершив грех Каина. Так святая девица Евфалия сподобилась венца вечной славы. Так и в сем случае сбылось слово Владыки Христа, [сказавшего] что внес Он меч в среду людей, разделяющий родных по крови, но не родных по вере (Мф. 10:34-35).
6. Стихотворение
Молчальник Агафон безмолвствовал три года:
Сей тяжкий камень он под языком носил,
Чтоб не смутить грехом слух верного народа;
Слова же утешенья тем временем копил.
И вот однажды старец отверз свои уста
И начал славить Бога, Спасителя Христа.
О гневе он сказал: «Тот, кем владеет гнев,
Не будет верен Богу ни ныне, ни вовек.
Дана нам сила свыше мертвых воскрешать,
Но от гневливого не будет Бог жертвы принимать».
Когда же смерть приблизилась ко старцу Агафону,
Собралася вся братия, слышны и плач и стоны.
А он — молитву шепчет со трепетом немалым,
И слабое дыханье вдруг учащенным стало.
«Ужель и ты боишься? — монахи вопрошают. —
Тебя, предобрый отче, Господь уж точно знает!
Был ты благ и кроток, да и премудр тоже,
Средь людского камня — золота дороже!»
Просветилося лице старца в этот час,
Услыхала братия его тихий глас:
— Вот стою я пред судом Божиим сейчас!
Вздохнул старец глубоко, лицо стало строже,
Суд людской — это одно, а другое — Божий.
7. Рассуждение
Если кто-то потеряет веру в Бога, вместо этого ему [по]дается глупость. А из всех глупостей вряд ли есть большая той, как если кто-то, нарицаясь христианином, скитается и собирает скудные доказательства Бога и бессмертной жизни по другим верам и философиям.
Если кто-то не отыщет золота у богача, как сможет он найти его у бедняка? Откровения бессмертной жизни, факты, доказательства, свидетельства, реальные проявления духовного мира — всё это не только составляет основание христианской веры, но образует и ее стены, и этажи, и декорации, и всю мебель, и кровлю, и купола. Через каждое евангельское слово просвечивает по одному лучу из оного духовного мира, не говоря уже о чудесных событиях — как евангельских, так и имевших место впоследствии, на протяжении всей истории Церкви за 2000 лет. Христианство столь широко распахнуло врата оного мира, фактически — настежь, что его, по существу, следовало бы называть не религией — во избежание недоразумения и риска смешать его с прочими верованиями и исповеданиями, — а Откровением, Откровением Божиим.
(Прим. - Ред.)
Догматическое богословие: богословие и философия
Сколько живет на земле человек, ему всегда было присуще стремление найти истину, осмыслить свое бытие. В Древней Греции философы занимались исследованием мироздания и его законов, а также человека и закономерностей его мышления, надеясь на основе этого достичь знания о первопричинах всех вещей. Философы не только предавались рассуждениям и логизированию, они изучали также астрономию и физику, математику и геометрию, музыку и поэзию. Разносторонние познания сочетались с аскетической жизнью и молитвой, без которых невозможно достичь очищения ума, души и тела – катарсиса.
Изучая видимый мир, философы приходили к выводу, что во Вселенной нет ничего случайного, но каждая деталь имеет свое место и выполняет свою функцию, подчиняясь строгим законам: планеты никогда не отклоняются от своих орбит и спутники не покидают свои планеты. В мире все так гармонично и целесообразно, что древние назвали его «космосом», то есть красотой, порядком, гармонией, в противоположность «хаосу» – беспорядку, дисгармонии. Космос представлялся огромным механизмом, в котором действует один никогда не нарушающийся ритм, один никогда не сбивающийся пульс. Но всякий механизм должен быть создан кем-то, всякие часы должны быть сконструированы и заведены. Так философы диалектическим путем приходили к идее единого Устроителя Вселенной.
Платон называл Его Творцом, Отцом, Богом и Демиургом – последний термин означает Делателя, Мастера.
«Все возникшее нуждается для своего возникновения в некоей причине, – пишет Платон. – Конечно, Творца и Отца этой Вселенной нелегко отыскать, а если мы Его и найдем, о Нем нельзя будет всем рассказывать... Космос прекрасен, и Демиург его добр... Космос – прекраснейшая из возникших вещей, а Демиург – наилучшая из причин... Будучи благ, Он позаботился обо всех видимых вещах, которые пребывали не в покое, но в нестройном и беспорядочном движении; Он привел их из беспорядка в порядок».
Платон жил в стране, где безраздельно господствовал политеизм: люди обоготворяли стихии и силы природы и поклонялись им. Формально философия не отвергала богов, однако признавала над ними высший Разум. В космологии Платона боги выполняют функции, в чем-то сходные с функциями ангелов в монотеистических религиях: Демиург создал их и повелевает ими, а они служат Его воле. Желая сотворить людей, Творец обращается к ним: «Боги богов! Я – ваш Демиург и Отец вещей, а возникшее от Меня пребудет неразрушимым, ибо такова Моя воля». Затем Он дает им первозданную материю и поручает создать из нее людей... Фактически античная философия, в лице своих лучших представителей преодолевая политеизм, подходила к истине о едином Боге.
Философы говорили также о Логосе (греч. logos означает «слово», «разум», «мысль», «закон»), первоначально воспринимавшемся как некий вечный и всеобщий закон, на основании которого устроен весь мир. Однако Логос не есть только абстрактная и отвлеченная идея: это также божественная созидающая сила, посредствующая между Богом и сотворенным миром. Так учил Филон Александрийский и неоплатоники.
У Плотина, представителя школы неоплатоников, философия почти превращается в религию – он подчеркивает трансцендентность, беспредельность, неограниченность и непознаваемость Божества: никакие определения не могут Его исчерпать, никакие свойства не могут быть Ему приписаны. Будучи полнотой бытия, Единое (так Плотин именовал Бога) порождает все другие виды бытия, из которых первым является Ум, а вторым – Мировая Душа; за пределами круга Мировой Души лежит материальный мир, то есть Вселенная, в которую Душа вдыхает жизнь. Мир, таким образом, является как бы отражением божественной реальности и носит в себе черты красоты и совершенства. Единое, Ум и Душа в совокупности составляют Божественную Триаду (Троицу). Через очищение – катарсис человек может возвыситься до созерцания Бога, однако Бог все равно остается непостижимым и неприступным, все равно остается тайной.
Античная философия путем диалектики вплотную подходит к тем истинам, которые окончательно будут открыты в христианстве – о едином Боге, Творце мира, о божественном Логосе Сыне, о Святой Троице. Не случайно раннехристианские писатели называли философию «христианством до Христа».
«Хотя эллинская философия не содержит истину во всем ее величии... тем не менее она расчищает путь ко Христу», – говорил Климент Александрийский.
Многие Отцы и учители Церкви пришли к христианству через изучение философии или по крайней мере всегда относились с большим уважением к ней: священномученик Иустин Философ, Климент Александрийский, блаженный Августин, святители Григорий Нисский, Григорий Богослов. В притворах древнехристианских храмов наряду с мучениками и святыми изображались Сократ, Платон и Аристотель как предтечи и провозвестниками истины...
источник: митрополит Иларион (Алфеев) "Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие"
Из того, что догматическое богословие основывается на живой и святой вере, выясняется разница между богословием и науками о природе, основанными на наблюдении и опыте. Исходным началом является здесь вера, там опыт. Однако, сами приемы изучения, методы мышления одни и те же – здесь и там: изучения данных и – выводы. Только там выводы из собранных фактов наблюдения природы; здесь выводы, сделанные из изучения Священного Писания и Священного Предания; те науки – эмпирические и технические, эта – богословская.
Отсюда же выясняется различие между богословием и философией. Философия есть построение на рассудочных основаниях и на выводах опытных наук, поскольку последние способны подвести к высшим вопросам жизни; богословие – на Божественном Откровении. Их нельзя смешивать. Богословие не является философией и тогда, когда оно погружает нашу мысль в трудные для понимания, глубокие и высокие предметы христианской веры.
Богословие не отрицает ни опытных наук, ни философии. Св. Григорий Богослов вменил св. Василию Великому в заслугу, что тот в совершенстве владел диалектикой, при помощи которой опровергал философские построения противников христианства. Вообще св. Григорий не сочувствовал тем, кто проявлял неуважение к внешней учености. Однако, он сам, изложив в знаменитых «Словах о Святой Троице» глубоко созерцательное учение о Троичности, так замечает о себе:
«Так, возможно короче, излагаю вам наше любомудрие – догматически, а не созерцательно; по способу рыбарей, а не Аристотеля; духовно, а не хитросплетенно; по уставам Церкви, а не торжища».
Разделение предмета: Курс Догматического Богословия разделяется на две основные части: на учение
1) о Боге в Самом Себе и
2) о Боге в Его явлении миру как Творца, Промыслителя, Спасителя мира и Завершителя судеб мира.
источник: протопресвитер Михаил Помазанский (1888-1988) священнослужитель РПЦЗ, преподаватель Свято-Троицкой Духовной Семинарии в Джорданвилле
"Догматическое Богословие"
8. Созерцание
икона "Тайная вечеря" из праздничного чина; школа Андрея Рублева; 1425–1427 гг.; Троицкий собор Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, Сергиев Посад, Россия
Да созерцаю Господа Иисуса на Тайной Вечери, а именно:
1) как должен был сказать Он Своим ученикам, что один из них предаст Его;
2) как и после всего того, что сделал Он для Иуды и после омытия ног и предуведомления о том, что Он знает его предательские намерения, Иуда пребыл непреклонным в своих помыслах о продаже за серебро и своего Учителя, и своей души;
3) как сожалел [и сожалеет] Господь о погибели Иуды, равно как и о погибели других Своих предателей и Своей Церкви во все времена до скончания века, что [во] все[й полноте] провидел [и провидит] Он Своим всевидящим духом.
(Прим. - Ред.)
Иконография: икона "Тайная вечеря"
Правая рука Христа, сложенная именословно, изящным жестом поднята на уровень груди, в левой - он держит, опираясь на колено, белый свиток. С колена ниспадает на стол острый конец его гиматия, четко выделяющийся на желтовато-розоватом фоне стола. Его четкий силуэт дает начало круговому движению понизу, тогда как вверху движение по кругу начинается склонением Христа вправо. Гибким круглящимся линиям ложа вторят линии фигуры Христа. Таким образом, начало движения по кругу сверху вниз и снизу вверх вправо исходит от возлежащего Христа. Издревле в византийском искусстве сюжет «Тайной вечери» давал художникам возможность изобразить момент открытия предателя, тогда как установлению таинства эвхаристии посвящалась особая символическая композиция под названием «Раздаяния хлеба» и «Раздаяния вина», которая и занимает центральное место в ряду праздников троицкого иконостаса.
На грудь Христа склоняется юный Иоанн, руки его с жестом моления расположены у его лица, он спрашивает у Спасителя, кто предатель. Он как бы приникает к учителю, ища спасения и прибежища.
Христос, склоняясь над Иоанном, обращается к повернувшемуся к нему апостолу Петру, сидящему рядом. Духовная близость этих трех людей передана превосходно и с большой теплотой:
«Иисус возмутился духом и засвидетельствовал и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст меня. Один же из учеников его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припадши к груди Иисуса, сказал ему: Господи! Кто это?» (Евангелие от Иоанна, гл. 14, ст. 21, 23-25).
Петр, обращаясь к Христу, держит правую руку с открытой ладонью перед собой.
За спиною Петра сидит апостол Матфей в темно-зеленом хитоне с фрагментами голубых пробелов и в светло-зеленом гиматии с белыми пробелами. Он так же, как и Петр, светловолос, с подчеркнутой грацией палеологовского искусства он сильно склонил голову к левому плечу. С кроткой задумчивостью он смотрит на зрителя. Это уже сложившийся тип Матфея рублевской школы.
Перед апостолом Матфеем низко склонился над столом юный Иуда. У него редкостно прекрасное лицо. Зловещим, стремительным жестом правой руки он обмакивает хлеб в чашу, а правой опирается на стол.
«И вот рука предающего меня со мною за столом.» - (Лк. 22:21)
«Тогда ученики озирались друг на друга; недоумевая, о ком он говорит» (Ин. 14:22)
Он не сидит, а стоит за столом. Линия его сильно согбенной спины в точности повторяет линию согбенной же фигуры Иоанна, что ритмически связывает их друг с другом и с Христом, с которым Иоанн ведет о нем речь. Иуда облачен в темно-синий хитон, рукав которого резко выделяется на розовом фоне стола, на нем также темный зеленого мрачного жесткого топа гиматий со светло-зелеными пробелами. Его фигура выглядит как темная стремительная масса. Юное лицо с прямым носом и энергичным подбородком красиво, но лишено мягкости и дано на темном фоне. Нельзя не восхититься умению и гуманности древнерусского художника, который, сохранив всю красоту человеческого облика предателя, с необыкновенной силой выразил зловещую силу страсти стяжательства. Жест Иуды выразительно передает жадную хищность, как бы стремящуюся схватить свою жертву. Евхаристическая чаша, таким образом, делается символическим центром евангельской трагедии, но осужденной художником оказалась страсть, а не человек. Темная масса фигуры Иуды кажется преувеличенной в своих размерах оттого, что сидящие рядом с ним апостолы одеты также в темное, особенно тот, что сидит по левую его руку.
За Иудой и этим апостолом высится здание базиликального типа, точка зрения на которое дана сверху. Его фасад дан интенсивным холодным светло-желтым тоном, на фоне которого контрастно выступает, как бы нависая над Иудой, высокий портал с темной полукруглой аркой (точка зрения на которую дана снизу) с зелено-синей крышей и с коричневым с позолотой потолком. Портал обрамляет черную бездну дверного проема, куда в следующий момент должен уйти предатель. Характер изображения этого портала является мощной характеристикой его трагической судьбы: переход «из света в тьму». Зловещее впечатление от портала смягчается изяществом пропорций всего здания в целом и нарядность фигурного оконца над ним.
Рядом с апостолом, сидящим около Иуды, спускаясь вниз по кривизне стола, сидит апостол-старец с лысым лбом. Его голова, как и у апостола Матфея, сильно склонена к левому плечу, взгляд направлен вперед вне плоскости иконы. Все существо этого старца, как и Матфея, являет полную противоположность Иуде и апостолу, сидящему рядом с ним. Они оба выражают смиренную кротость незлобивых характеров, смягчающих напряженность сцены, происходящей между ними. Апостол облачен в темно-синий хитон и светло-желтый гиматий; как и у Петра, гиматий с розовато-желтыми пробелами, достигающими яркой белизны на колене старца. Симметрия ярко-желтых пятен опять как бы выделяет значение Иуды и сидящего рядом с ним апостола. Левая рука апостола трогательно касается одежды на уровне сердца, правая, сжатая в кисти и согнутая в локте, держится за одежду несколько ниже левой.
Сидящий еще ниже апостол-старец, по-видимому. Андрей, как бы рассуждая, держит правую руку с открытой ладонью перед собой. Левая рука его окутана гиматием и не видна.
Впереди, т.е. как бы внизу, на невысоком прямоугольном, как и в «Омовении ног», возвышении лиловато-коричневого тона размещены пять апостолов. Тон его сильно разбелен в верхней части и сгущен в тенях.
Первый справа апостол с бородой сидит выпрямившись, в застывшей позе. Его строго задумчивое лицо типичного русского человека не лишено черт портретности. Ноги ниже колен заслонены сидящим перед ним апостолом, повернувшимся к нему спиной.
Этот апостол облачен в довольно светлую красновато-коричневую одежду с розоватыми пробелами. Его профиль обращен в сторону апостола, сидящего от него слева, также в свою очередь обернувшегося к нему в профиль. Из-под ноги апостола в красно-коричневом гиматий, согнутой в колене, на которой лежит левая его рука, свисает конец гиматия с острым концом, что облегчает фигуру апостола.
Беседующий с ним апостол-средовек облачен в темный лиловато-коричневый, как у Христа, хитон с золотым клавом и темно-синий с голубоватыми пробелами гиматий. Руки скрыты под одеждой, ноги поджаты под себя. Поворот всей фигуры неясен и неестествен.
Рядом с ним сидит юный апостол, повернувшийся к нему спиной. Воздев левую руку, согнутую в локте, и закинув назад голову, данную в профиль, он смотрит на Христа снизу вверх. Он сидит так, как будто он спустил ноги вниз, под стол, но поза его неестественна и как-то резка.
Крайний, тоже юный апостол повернулся вправо, обращаясь к соседу, как бы вступая с ним в беседу. Правая его рука, согнутая в локте, поднята вверх и почти касается его левой, тоже воздетой руки. Его лицо выражает недоумение и вопрос. Ноги, согнутые в коленях, он поджал под себя.
Экспрессивная выразительность фигур, относительная объемность форм, резкая яркость освещения и плотность пробелов в сочетании с сочной живописью тела, с яркими штрихами бликов и сильной подрумянкой, тяжеловесная плотность темных и яркость светлых цветов, а также строение глаз с черной и белой точкой - все это говорит за то, что мастер был воспитан в старых традициях XIV в., и искания круга художников, связанных с культурой Сергиева монастыря, были ему далеки.
Мастера «Тайной вечери» занимает, главным образом, внешнее поведение людей, их взаимоотношения и беседы друг с другом. Он остро переживает трагичность ситуации и подчиняет все художественные средства именно ей. В «Тайной вечери» цвет звучит открыто, сильно, даже резко, тревожно от контрастов сопоставлений. Свет и тьма, хотя и даны в какой-то мере постепенности переходов, однако в своих крайних пределах свет дан ярче, тьма - глубже, особенно от контрастности сопоставлений.
источник: сайт "Андрей Рублев"
9. Проповедь об Отце и Сыне
"и ви́дяй мя́ ви́дитъ посла́вшаго мя́:"
"и3 ви1дzй мS ви1дитъ послaвшаго мS:"
"И видящий Меня видит Пославшего Меня."
(Ин. 12:45)
Видящий свет опосредованно видит и солнце; с другой стороны, разве может кто-то, созерцая солнце, не видеть и света? Если бы солнце не посылало нам своего света, никто бы из нас об этом солнце и не знал. Всё наше знание о солнце мы получили через посредство света, излучающегося из него. Никогда никто не видел солнце с помощью какого-нибудь другого света, а не того, который исходит от солнца.
Так обстоит дело и с нашим познанием Отца через Сына.
Не ведущий Сына не может знать об Отце.
Знающий Сына знает и Отца.
Видящий Сына видит и Отца.
Бог не может познаваться без Своего Света, снисшедшего к людям.
Свет Отца — Сын.
Я свет, — сказал Христос. И свет во тьме светит. Если бы не солнечный свет, то физический мир был бы всецело тьмой. Мир же духовный и нравственный и вся человеческая жизнь тоже [погрязали] бы во мраке, если бы не Свет, Который от Отца. А Свет этот есть Владыка Христос.
Воистину, братья, нет [иного] подлинного света, освещающего Божие существо, чем Христос Господь -
видящий Его видит Бога;
не видящий Его пребывает во тьме.
Господи, Сыне Божий, не переставай помогать нашему духу видеть Тебя и в Тебе — Твоего Небесного Отца и Святого Духа Утешителя, Троицу единосущную и нераздельную, Которой да будет слава и [по]хвала вовеки. Аминь.
(Прим. - Ред.)
Догматическое богословие: познание Отца через Сына
А что Он находится в полном тожестве с Богом и Отцом, по причине природного сходства и как бы тождевидности сущности, это раскрыл в словах:
«Видящий Меня видит Пославшего Меня».
Поэтому, дабы убедить слушателя в том, что Он есть полное подобие Отца образ Его, хотя и стал человеком, привел: «Видящий Меня видит Пославшего Меня», говоря так:
- хотя для вашего спасения Я и стал человеком, но Я есть Бог природою, и от Бога рожден, и равен во всем Отцу Моему. Поэтому когда Мне воздается почитание, не думайте чтить (Меня только как простого) человека, ибо Я – Бог природою и почитание должно переходить на Отца, так как чрез Единосущного (Сына) и в Моем лице должен прославляться Отец, ибо, когда нет ничего посредствующего (между лицами Божества), почитание от верующих должно проходить чрез всю Святую Троицу.
источник: святитель Кирилл Александрийский
Видение Иисуса есть видение Отца. Бог Отец по Своей природе невидим:
Его «никто никогда не видел» (1Ин. 4:12).
Он – Тот, «Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может» (1Тим. 6:16).
Однако Богочеловек Иисус делает Его видимым для людей:
«Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1:18).
Иудеям Иисус говорит:
«Я и Отец – одно» (Ин. 10:30).
А Филиппу на Тайной вечере скажет:
«Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14:9).
Те же, кто не веруют в Иисуса, не могут увидеть Бога и услышать Его голос:
«А вы ни гласа Его никогда не слышали, ни лица Его не видели; и не имеете слова Его пребывающего в вас, потому что вы не веруете Тому, Которого Он послал» (Ин. 5:38).
источник: митрополит Иларион (Алфеев) "Евангелие от Иоанна. Исторический и богословский комментарий
Итак, Иисус, посланный Отцом, полностью представляет Отца. Именно поэтому Он говорит в 12-й главе:
«Видящий Меня видит Пославшего Меня» (Ин. 12:45).
Иными словами, чтобы поверить в Пославшего Меня, нужно увидеть Меня. Обратим внимание на то, что Иисус говорит: видящий Его видит (а не слышит) Отца. Так и задача каждого, кто берет в руки Евангелие, заключается в том, чтобы увидеть Иисуса. Мы должны понимать, что, говоря очень важные вещи, Иисус не произносит самого главного, подобно тому как остается непроизнесенным имя Божие. Самое главное можно только найти и увидеть, не понять, но принять как словесную икону. В данном случае это та молитва, о которой рассказывают синоптики и Иоанн в 27—29-м стихах 12-й главы. За этими стихами — картина, икона. И увидеть ее чрезвычайно важно. Тогда наше прикосновение к Богу действительно состоится.
Riguarda omai ne la faccia che a Cristo
piu si somiglia, che la sua chiarezza
sola ti puo disporre a veder Cristo, —
то есть «Посмотри наконец в лицо, которое более всего похоже на лицо Христа, ибо только его чистота может тебя подготовить к тому, чтобы увидеть Христа». С этими словами в XXXII песни «Рая» к Данте обращается святой Бернард, предлагая поэту взглянуть в глаза Пречистой Девы. Речь, разумеется, идет не о чертах лица Марии, при том, что Иисус и внешне мог походить на Свою Мать, но о том, что поэт называет словом chiarezza, то есть «чистота», «ясность» или «яркость». Мария, являющая «здесь нам» (qui a noi), как ниже говорит Данте, meridiana face di caritate, то есть «полуденный лик любви», более всего близка к Своему Сыну именно тем, что в Ее личности ярче всего воплощается та любовь, уникальным носителем которой стал Ее Божественный Сын. И хотя речь идет о любви, а вернее, о Самой Любви, однако поэт употребляет глаголы riguardare и vedere, которые прямо указывают на чисто зрительное восприятие Того, что на самом деле нельзя увидеть, — Отца Небесного.
Два евангельских стиха «Бога не видел никто никогда» (Ин. 1:18) и «Блаженны чистые сердцем, ибо они увидят Бога» (Мф. 5:8) одинаково знамениты и известны каждому. И только в том случае, если попытаться осмыслить их один на фоне другого, можно понять, в чем именно заключается парадокс боговедения. Бог — невидим (αόρατος). Его нельзя увидеть не по той причине, что это запрещено, но только потому, что это невозможно. Однако парадокс заключается в том, что Бога нельзя ни представить, ни охватить умом, ни осмыслить — Его можно только увидеть. Тому, что это такое, в сущности, и посвящено Евангелие.
Тот же Данте в своем трактате «Пир» цитирует по-итальянски фрагмент из 16-й главы Евангелия от Марка:
«Вы ищете Спасителя, а я вам говорю, что Его нет здесь, а поэтому не бойтесь, но идите и скажите ученикам Его и Петру, что Он их предварит precedera в Галилее, и там Его увидите, как Он и сказал вам».
Приведя этот текст (между прочим, это первая в истории итальянского языка и в действительности блестящая попытка передать Евангелие по-итальянски!), Данте далее обращает внимание читателя на то, что слово precedera употреблено в Евангелии в форме будущего времени. Это точно сооветствует латинскому praecedet (futurum I), обычному в средневековых рукописях, по которым знал Писание поэт, но древней рукописной традиции, ибо как в греческих, так и в латинских рукописях здесь используется praesens.
Важно, однако, не то, до какой степени прав Данте, который, естественно, не был текстологом, цитируя Евангелие; важен сам ход его мысли. Ангел «говорит, — пишет далее поэт, — "Он вас предварит", а не говорит "Он будет с вами", давая этим понять, что в нашем созерцании (ne la nostra contemplazione) Бог всегда нас предваряет (precede, что буквально означает «идет впереди». — Г.Ч.), ибо мы сами не можем никогда здесь Его достичь».
Таким образом, Данте говорит о том, что Бога невозможно достичь или коснуться (в оригинале giungere), но Он Сам дает Себя увидеть в созерцании:
«Там Его увидите, как Он сказал».
Словосочетание lo vedrete («Его увидите») оказывается для Данте ключевым в словах ангела, обращенных к мироносицам. Воскресший Иисус, как наиболее яркое выражение Присутствия Божия в мире, входит в нашу жизнь через то созерцание, к которому подводит нас Он Сам, предваряя или попросту идя впереди, а созерцание — это нечто такое, что «более полно духовного света, чем все иное, пребывающее в дольнем мире». Следовательно, «увидеть» применительно к Богу означает для Данте почувствовать Его свет. Свет, что светит во тьме и ни при каких обстоятельствах не поглощается ею.
Вернемся, однако, к прощальной беседе Иисуса с Его учениками.
«…Я говорил не от Себя, но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 12:49), — продолжает Иисус.
«Сей есть Сын Мой возлюбленный… Его слушайте», — звучит голос с неба в момент Преображения Господня (Мф. 17:5). Это чем-то напоминает рассказ о Гефсиманской молитве.
«Я… вложу, — говорит Бог, — слова Мои в уста Его, и Он будет говорить им все, что Я повелю Ему» (Втор. 18:18). Этот ветхозаветный текст, в сущности, повторен в конце 12-й главы.
Чтобы лучше понять конец 12-й главы, в некоторых случаях необходимо заменять слово «Я» на «Он». Потому что мы читаем, конечно, не те слова, которые произносит Сам Иисус. Этими словами — устами евангелиста — Церковь рисует образ Христа. Если мы при чтении будем мысленно трансформировать «Я» в «Он», то текст будет восприниматься иначе. Мы увидим, что здесь не Иисус говорит Сам о Своей миссии, но Его Церковь, община Его первых учеников провозглашает свое учение о миссии Иисуса, смысл которой она осознала после того, как Он оказался на Кресте, и осознает, глядя в Его душу.
Задача каждого христианина заключается в том, чтобы увидеть Иисуса. Когда это происходит, то совершается прикосновение к Богу, которого нам так не хватает. Тогда опыт боговедения становится нашим личным опытом постижения Бога. А именно в том и заключается вера евангельская, христианство, чтобы тот молитвенный опыт встречи с Богом, который открывает нам Иисус, стал личным опытом молитвенной встречи с Ним каждого из нас. В этом смысл евангельской вести. Если это прикосновение к Богу в нашей жизни осуществится, как в Евангелии оно осуществляется в жизни Иисуса, тогда состоится то, ради чего Иисус принял смерть. Тогда мы сможем сказать: «Тот час, ради которого Ты, Господи, пришел в этот мир, состоялся ради меня, он что-то изменил в моей жизни кардинальным образом». Если этот Его час становится часом для нас, значит, самое важное в нашей жизни произошло. Но пока этого не происходит, надо трудиться. Тогда впереди нас ждут открытия, и в конце концов это главное событие состоится.
источник: cвященник Георгий Чистяков "Свет во тьме светит" (Размышления о Евангелии от Иоанна). Глава 15. Гефсиманская молитва. Отец и Сын