Перейти в календарь
1. Преподобный Моисей Мурин.
Родом эфиоплянин. Сначала был грабителем и атаманом разбойничьей шайки, а потом раскаялся [в своих делах] и стал великим подвижником. Будучи рабом некоего господина, Моисей убежал от него и пристал к разбойникам. За его непомерную телесную силу и дерзость разбойники избрали его своим главарем. Но спустя некоторое время начал он чувствовать угрызения совести и пожалел о совершённых злодеяниях. Тогда оставил он свою шайку, поступил в монастырь и понес подвиг полного послушания своему духовнику и монастырскому уставу. Большую пользу принесли ему поучения преп[одобных] Макария, Арсения и Исидора.
Впоследствии заключился он на безмолвие в келью, где всецело предал себя телесному труду, молитве, бдению и богомыслию. Терзаемый бесом блуда, он исповедался в этом духовнику Исидору и получил от него совет — как можно больше поститься и не есть досыта. Но когда и это не помогло, он, по совету старца, стал по ночам бодрствовать и молиться стоя, а затем взял на себя обыкновение всю ночь носить старцам воду из отдаленного колодца. После шестилетних напряженнейших трудов святой Исидор наконец чудодейственно исцелил его от блудных помыслов, мечтаний и сновидений, наводимых на него бесами.
В преклонные годы преподобный Моисей был рукоположен в священника. Основал свой монастырь, в котором у него было 75 учеников, и пожил в этой жизни 75 лет. Предвидя свою кончину, он однажды приказал своим ученикам бежать, так как обитель будет разорена варварами. Когда ученики звали и его с собой, он ответил, что должен умереть насильственной смертью, по слову:
"Взявшие меч, мечом погибнут" (Мф. 26:52)
так как и сам некогда творил насилие. В монастыре остался он с шестью собратьями — и варвары пришли и изрубили их. Один из братии, скрывшись неподалеку, наблюдал за происходящим и видел 7 светлых венцов, спустившихся на семерых мучеников.
2. Преподобный Савва Крыпецкий, Псковский.
Родом серб. Сначала подвизался в Псковском монастыре Пресвятой Богородицы и был игуменом этой обители. Все чрезвычайно хвалили его, но он, убегая от славы человеческой, удалился на берег озера Крыпец, где учредил новую обитель в честь святого Иоанна Богослова. Однако и там не мог укрыться он от славы и известности. [В монастыре] посетил его и князь Ярослав Псковский с супругой. Савва не позволил супруге князя войти в монастырь, но благословил ее и помолился о ней Богу вне монастыря, исцелив ее от некой болезни. Сей Божий святой упокоился в 1495 году. Его мощи и поныне чудодейственны. Из его преемников в Крыпец[ком монастыре] упоминается игумен Досифей.
3. Собор преподобных отцов Киево-Печерских, в Дальних пещерах (прп. Феодосия) почивающих
(Прим. - Ред.)
Колыбель русской иноческой жизни, Киево-Печерская Лавра, основанная в 1051 году преподобными Антонием и Феодосием Печерскими, распространяла сияние великих духовных подвигов по всей земле Русской. Монахи Киево-Печерского монастыря стали первыми тружениками Русского иноческого подвижничества. Их молитвенные подвиги воодушевили последующие поколения на великие духовные труды.
В бытность преподобного Феодосия игуменом Лавра жила милостыней, которую в изобилии получала от князя и от мирян, привлекаемых благочестием и святостью жизни монашеской общины.
Приняв монастырь на свое попечение по благословению преподобного Антония преподобный Феодосий усугубил в нем воздержание, «великое пощение и молитвы со слезами»; когда же число братии превысило 100 человек, он стал искать подходящий монастырский устав для устроения внутренней жизни монастыря. Преподобный Феодосий избрал Студийский устав, который в дальнейшем. был заимствован у Киево-Печерской Лавры другими русскими монастырями.
В обители царила истинно христианская любовь в отношениях между братией. В Патерике особо отмечается взаимная забота иноков друг о друге, попечение о младших со стороны старших насельников, которые «научали меньших и утешали, как детей возлюбленных. Если брат впадал в какое-нибудь прегрешение, другие утешали его и по великой любви своей епитимию разделяли трое или четверо... Если который-нибудь брат уходил из монастыря, вся братия сильно почалилась о том; посылали за ушедшим и, призвав его в монастырь, шли к игумену, кланялись, просили за него и принимали в монастырь с радостью. «Такие то были любящие, воздержные постники!» – восклицает инок Киево-Печерской обители преподобный Нестор Летописец.
Живя милостыней мира, монастырь и сам стремился помогать от своих избытков сирым, голодным и неимущим людям. Неподалеку от Киево-Печерской Лавры преподобным Феодосием был построен странноприимный дом для нищих и больных, которым оказывалась всемерная помощь. Каждую субботу монастырь отправлял в город воз хлеба, предназначенного для заключенных в тюрьмах. Бывали случаи, когда милостыня оказывалась даже пойманным на попытке ограбления монастыря разбойникам, против которых в духе великой христианской любви не возбуждалось никакого преследования.
Протяженность Дальних пещер (без Варяжских) составляет около 300 метров. На территории Дальних пещер находится подземный храм Рождества Христова, подземный храм Благовещения Пресвятой Богородицы, подземный храм преподобного Феодосия, игумена Печерского.
В Дальних пещерах почивают мощи 49 канонизированных святых. О большинстве из них сведения крайне скудны, иногда известны только имена, писавшиеся на досках, которыми закрывали погребальные локулы.
Первым погребением в Ближних пещерах было погребение преподобного Антония в 1073 г., а в Дальних — преподобного Феодосия в 1074 г.
источник: профессор Сергей Иванович Смирнов (1870–1916) магистр богословия, доктор церковной истории; "Жития русских святых"
4. Стихотворение
Сколь блажен тот, кого Бог помилует!
Милость Божия — радость великая,
На земле и на небе отрада предивная.
Моисей Мурйн был заблудшим сыном,
В покаянье [теплом] вдруг вернулся к Богу.
Плачем многим искупил свои грехи,
Воздержанием зельным себя иссушил.
Лицом черен, как смоль, но душою свят
Укротил все страсти всенощным стоянием,
Одолел все прилоги бесов и свободу стяжал
И душа его стала, как [хрустальное] озеро [чистое],
Что в горах на небесные своды взирает,
В коем небо свой [благостный] лик отражает.
Раз спросили сего Моисея [пустынники]:
«Неужель грехи братии тебя не тревожат?
Почему отвращаешь от этого взор?»
Оросилось слезами лицо его [темное,]
[Дал ответ он разумный со страхом и трепетом]:
«У кого среди дома покойник лежит,
Тот не плачет над телом соседа почившего,
Свой мертвец у него исторгает рыдания!»
Чудо новое с ним наш Господь сотворил:
Был сей Мурин подобен свирепому льву,
Но соделался агнцем беззлобным и кротким.
По его пресвятым [непрестанным] молитвам,
Да сподобит Господь и нас, грешных, спасенья.
5. Рассуждение
Истинный христианин избегает людской похвалы; [и] не только избегает, но [и] искренне страшится ее.
Преподобный Савва Псковский оставил и игуменство, и монастырь, и благодушную братию в монастыре — и удалился в пустынные пределы, чтобы только избежать похвалы от людей. Ведь человеческая похвала скрадывает наше сердце.
Некий благочестивый князь, услышав о подвигах преподобного Моисея Мурина, пришел со своей свитой в пустыню, чтобы [только] увидеть его. Моисею сообщили, что в его обитель прибывает князь. Моисей стремительно выбежал из монастырских ворот и помчался прочь, дабы где угодно укрыться от высоких посетителей, но внезапно на них натолкнулся.
«Где келья аввы Моисея?» — спросили его княжеские слуги, не подозревая, что перед ними сам Моисей.
А он отверз уста и сказал:
«На что он вам? Ведь это безумный старец, весьма лживый и весь [преданный] нечистой жизни».
Выслушав такое, гости изумились, но продолжили свой путь. Когда подъехали они к келье преподобного Моисея, то спросили, где старец, а монахи сказали, что его здесь нет. Тогда поведали они, что некий встречный инок рассказал им о Моисее. Монахи опечалились, но в то же время спросили:
«Как выглядит тот старец, который говорил вам [такие] хульные слова на святого мужа?»
Когда же рассказали они, что он был весьма черен лицом, высок и в старенькой рясе, то все монахи громко воскликнули:
«Да это и впрямь авва Моисей!»
Из этого происшествия князь вынес много духовной пользы и вернулся домой радостным.
(Прим. - Ред.)
Патрология: похвала
852. Авва Алоний не ответил на похвалу, так как считал себя не достойным похвалы
Авва Пимен сказывал. Некогда старцы сидели за обедом. Авва Алоний стал услуживать им. Старцы, видя это, похвалили его, но он ничего им не отвечал. После один из них наедине спрашивает его:
“Почему ты не отвечал на похвалы старцев?”
Авва Алоний говорит ему:
“Если бы я отвечал им, то показалось бы, будто я считаю себя достойным похвалы.” (Достопамятные сказания. С. 200. № 55).
853. На трехкратную похвалу авва Иоанн Колов ответил, что брат своим приходом удалил от него Бога
Авва Иоанн, как сказано, духом пламенел (Рим. 12:11). Некий брат, придя к нему, похвалил его рукоделие. Авва, занимавшийся в то время плетением веревки, промолчал. Посетитель повторил похвалу. Авва опять промолчал. И в третий раз пришедший брат похвалил рукоделие. Тогда авва сказал ему:
“Приходом своим ты удаляешь от меня Бога.” (Еп. Игнатий. Отечник. С. 293. № 32).
источник: Отечник проповедника : 1221 пример из пролога и патериков / Игумен Марк (Лозинский). - Изд. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2008
Если тот, кого вы хвалите, не угоден Богу, не имеет похвалы от Него, если он не праведен и не благочестив, если нет в нем чаяния утешения Израилева и если Дух Святой не живет в нем, – то всуе все ваши восхваления; только воздух наполняете вы своими словами и хартии загрязняете своими писаниями. Тот достоин превысочайших похвал на небе и на земле, кто правдой и благочестием угождает Богу. Тот достоин бессмертной славы, в ком есть чаяние утешения вечного и жительство Святого Духа.
Во всех вещах не похваляйся сам, ни от других похвалы не ищи, и не завидуй тем, которых хвалит кто-либо, да не сугубую тщету и в том и в другом примешь, рассыпание исправлений и осуждение зависти.
«Ибо не тот достоин, кто сам себя хвалит, но кого хвалит Господь, – сказано, – хвалящийся хвались о Господе» (2Кор. 10:17-18);
прославляющийся о Господе пусть прославляется, которому все принадлежит. Не ищи утешения от похвал, восхваляемый в чем-либо от людей, но в Боге, все даровавшем, истинно взыскивай, ибо все человеческое временно и непостоянно, а Божие – вечно и непреложно.
Если что творишь благое, берегись восхваления, если же похвалишься, то все, что исправлением стяжал, восхвалением напрасно погубишь и благодати Божией лишишься, ибо от похвалы возношение, от возношения же падение, за падением же от Бога отлучение. Бог, все сотворивший не столь, сколь подобает, людьми прославляется и величается, ты же, ничего от себя не имея, всеми восхваляемым и прославляемым бессловесно хочешь быть.
Итак, не желай похвалы от людей и не хвались сам, ибо узнает и Бог, узнают и люди, если дела твои будут добры, и без твоего восхваления похвалят тебя.
Ибо, если сам будешь хвалиться, – все будут презирать тебя, если же ты сам хвалиться не будешь, – Бог и все люди похвалят тебя.
Если о себе умолчишь, то Бог скажет о тебе, если же сам о себе говорить будешь, то Бог умолчит о тебе и отвергнет тебя.
Иные множество добродетелей исполнили: расточили имения, покинули богатства, совершили преславные дела, просветили мир, умудрили людей и многие души спасли, и не похвалялись; ты же, и малого чего-либо благого не сотворив, и малого чего-либо благоугодного не сделав, – бессловесно хвалишься. Итак, не хвались сам, но если Бог похвалит тебя, тому внимай, ибо если что у тебя будет благое, и без твоего восхваления узнает Бог. Если Ему будет угодно, то, хотя бы ты и не стремился к тому, Он прославит тебя, прославит и ничего не оставит без великого возмездия. Если же ты сам похваляться будешь, то разума лишишься и от Бога похвален не будешь.
«Что хвалишься злобою, сильный?» – говорит пророк (Пс. 51:3). Что требуешь от других похвалы за благое? Ибо и сам знаешь, что благо, потому что благое останется благим всегда, хотя бы и ни от кого не было похваляемо, злое же останется злым, хотя бы и ни от кого не было хулимо. Если тебя и все люди хвалят, что тебе от того прибудет? Если ни один, в чем потерпишь лишение? Хотя бы и ни от кого ты не был похвален за свои благие дела, но довлеет тебе, когда от Бога Самого похвален будешь. Похвала, от людей получаемая, – ничто, ибо ты не ради людей должен творить что-либо благое, но ради Бога. Поэтому не от людей, но от Бога единого похвалы и возвышения ищи, да вовеки от Него похвален и прославлен будешь, и возмездие вечное от Него примешь.
источник: святитель Димитрий Ростовский (Туптало)
(Прим. - Ред.)
Основное богословие: 33 «причины» не ходить в храм
(предыдущая часть статьи размещена на странице Охридского Пролога за 9 сентября (27 августа) ссылка)
Прием двадцать первый:
«Все так живут»
И это дьявольская ложь. Все живут по-разному. И кто-то живет намного лучше нас. Только живет незаметно. Но даже если бы действительно случилось такое, что все люди на свете вдруг совершили какой-то грех, то все равно он бы остался грехом. Отвечать будет каждый за себя.
И если мы оправдываем себя тем, что что-то сделали из-за кого-то, из-за чего-то: или время было такое, или еще какие-то были обстоятельства, – то это не перестает быть грехом. Грешили-то мы.
Если будем смотреть на тех, кто лучше нас, станем, может быть, лучше, А если будем смотреть на грехи — действительные и мнимые — наших современников, то так и застрянем в своих грехах.
Дело не в том, как все или не как все. А в том, хорошо или плохо, по совести или нет.
Смысл нашей жизни здесь в том, чтобы, несмотря ни на что, ни на кого, стать лучше. И если это будет вопреки обстоятельствам, то перед Богом это будет еще выше.
Прием двадцать второй:
«Но если начинать ходить в церковь, тогда ведь надо будет жить по-другому»
А почему ты думаешь, что по-другому — это обязательно хуже, чем сейчас? Разве сейчас твоя жизнь — лучше некуда?
«Если я покрещусь, обвенчаюсь, тогда грешить уже будет нельзя, жене изменять…»
А этого и сейчас делать нельзя. В грехе и сейчас нет ничего хорошего. Последствия его и сейчас нисколько не лучше.
«Нельзя» — это не значит, что все зло греха в нарушении правил церковных. Главное зло – в самом грехе, в том, что он губит нас, наши души. В прибавлении зла в мире, от которого мы все страдаем.
Дьявол предлагает свои способы успокоения:
«Волнуешься — закури. Плохое настроение — выпей. Выполняй все свои желания, даже блудные, низкие — не смотри, добро или зло несет это тебе и людям. Живи как можно легче!»
Живешь вот так, легко — а тебе становится все тяжелее и тяжелее. А потом приходит и настоящая скорбь — то, чего вовсе не хотел.
А у Бога — наоборот. Он говорит:
«Потрудись. Помолись. Потерпи. Покайся. Попостись. Сходи в храм».
И становится все легче и легче.
Господь Иисус Христос сказал нам:
"Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы.
Возмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим. Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть" (Мф. 11:28-29).
У Бога — бремя, но оно — легкое.
А в миру, у дьявола — всё вроде бы легко, но эта его «легкость» — тяжкая.
Сколько слёз-то в миру!
И все равно рано или поздно люди приходят со своими скорбями в церковь, не могут с ними сами справиться.
Начнешь ходить — сначала будет, может, нелегко, непривычно. А потом будешь удивляться: как мог без этого жить? Ведь одно же благо: и благодать, и польза, и праздники такие радостные, с таким живым смыслом. И мир в душе. И мысли какие-то простые, разумные в голове. И нет с Богом никакой беспомощности в любых затруднениях.
А уж когда Господь поможет — такая радость, такая благодарность…
Прием двадцать третий:
«Я просто не хожу. При чем тут дьявол?»
Это, конечно, самый «сильный» довод! Но и он тоже от дьявола. Одно из любимых орудий лукавого – слово «просто».
Важнейшая его цель – чтобы люди думали, будто его просто нет. «Просто» зло вокруг совершается неизвестно почему, как бы невзначай. Такие у людей странности, такие вкусы — губить свою душу, мучить себя и других. Кому что нравится. Однако святые отцы говорят, что дьявол участвует во всяком грехе.
Если в церкви людям хорошо, если там мудрость и сила, польза и красота (одно слово — благодать), то с чего бы человеку туда «просто не ходить»?
Нет, тут дело куда серьезнее…
Разве нам, людям, это нужно — злиться, ругаться, разводиться, убивать друг друга? Вдыхать в себя дым от горящих сушеных листьев, свернутых в трубочку («курить»)? Дуреть от алкоголя, мучиться от наркотиков, продавать Родину, забывать Бога, Подателя всех благ?
«Уколись, просто попробуй! Наркоманом же ты не будешь, не умрешь через несколько лет, измучив себя и близких. Просто будешь знать, что это такое. Любопытство? Тебе просто интересно. Ну, просто посмотри. Просто узнай. Просто всем расскажи. Это не клевета, не сплетня — просто говоришь, что слышал.
У тебя злоба к этому человеку? Ну, просто скажи ему всё, что о нем думаешь. Чтобы он знал. Чтобы он стал добрым. Просто отомсти — для справедливости.
Просто присвой себе все, что тебе просто нравится, хоть полстраны, это будет просто твой успех».
Еще тогда, когда мы и представить себе не могли, что такое жизнь по принципу «деньги решают все», батюшка Николай Гурьянов предсказал:
"Дьявол бросает в ход свое последнее оружие — деньги."
Как действует это его оружие, сегодня мы хорошо видим.
Предательство, блуд, убийство ребенка во чреве — ну, просто такие обстоятельства, ну, просто есть возможность, ну, просто захотелось…
Любой грех этим словечком можно «оправдать»!
Народ говорит: «Простота хуже воровства». Это именно о такой, лукавой «простоте».
А это — просто ложь.
Правда — это, например, то, что душа дается Богом человеку с момента зачатия. Поэтому аборт — это убийство человека, такого же, как мы, только маленького, невинного и беззащитного, — и он недопустим ни при каких обстоятельствах.
Правда — то, что все мы грешные и дьявол на нашей греховности все время старается играть, чтобы наводить нас на новые грехи.
Избави нас, Боже, от лукавого и от нашего лукавства.
Прием двадцать четвертый:
«Как я пойду на исповедь, когда я не могу/ не хочу отказаться от некоторых своих грехов?»
То, что в грехах – счастье, смысл жизни, — это наглая дьявольская ложь. Как раз наоборот. Счастье дает человеку любовь, а это — дар Божий. Счастье дает человеку чистая жизнь, потому что грех убивает любовь. Счастье дает человеку чистая совесть, а совесть нашу очищает Господь в ответ на наше покаяние.
Некоторые, например, считают за удовольствие курение, даже не хотят от него поэтому отказываться. А преподобный Амвросий Оптинский писал:
«От курения – раздражительность и тоска».
Так и с любым грехом. Когда мы не боремся со страстями, а удовлетворяем их, то наступает временное успокоение. Почему? Потому что дьявол тут коварно отходит, не беспокоит нас — завлекает в свои сети. А потом, конечно, возвращается — мы сами открыли ему эту дорогу, — и нам бывает еще хуже. Страсти крепнут, зависимость от них делается еще больше, и бороться с ними становится еще труднее.
Если будем бороться с греховными страстями, то Господь поможет, избавит от них — пусть даже и в будущей жизни. А если не будем бороться, то в будущей жизни они будут терзать нас вечно.
Вот, скажем, умер курильщик, душа его от тела отделилась. Ему хочется курить, а тела нет. Мука. Причем, вечная.
Избави Бог!
Лучше решиться бросить прямо сейчас. С Божьей помощью это возможно.
Из тех, кто постоянно ходит в церковь, никто не курит.
Прием двадцать пятый:
«Есть и недостойные священники. А вдруг к такому попадешь?»
Есть. Да, это горькая правда. Про одного из них могу точно сказать — это пишущий эти строки. Уж очень высокое у нас служение. Очень трудно быть его достойным. Помолитесь за нас. И лучше всего — в церкви.
Но то, что мы недостойны, не значит, что лучше в церковь не ходить. Без Церкви не спасешься.
Все священники, архиереи, даже сам Патриарх — люди грешные. И даже святые, которым мы молимся, были людьми грешными. Мы знаем из их житий, что некоторые великие святые когда-то совершили тяжкие, смертные грехи. Но Господь принял их покаянную жизнь. Один Господь только без греха.
Для того Господь и основал на земле Свою Церковь, чтобы мы, люди грешные, с Божьей помощью, благодатью Святого Духа, которая изливается на нас в церкви, очищались от грехов и спасались.
В бане могут быть и не очень благочестивые банщики. Но что же нам, не мыться?
Даже и через недостойного священника на нас изливается благодать Божия.
Кто еще, кроме священника, отпустит нам грехи? Именно священнику дана от Бога такая власть. А с грехами, без покаяния, как нам, грешным людям, спастись?
Священнику еще дана от Бога власть причащать верующих; крестить; помазывать святым миром; венчать супругов; соборовать больных; освящать воду, иконы, нательные кресты, жилища, автомобили, самолеты; служить молебны, панихиды, отпевать умерших…
«Священство есть спасение для мира», — говорят святые Отцы.
Поэтому неудивительно, что враг рода человеческого ненавидит духовенство — и на батюшек нападает в первую очередь. И еще пускает в ход свое любимое оружие — клевету. В том числе и через средства массовой информации. Цель простая — чтобы ты решил: «В церковь не пойду».
"Дьявол — отец лжи" (Ин. 8:44), по слову Господню. Он все время старается нас обмануть. А поскольку мы грешные, ленивые, то мы и можем принимать менее «хлопотные» для нас вражьи мысли о том, что мы за хороших батюшек, а не за тех, которых Господь поставил служить сегодня (а где Он найдет других? Каких воспитало общество, такие и есть). Что мы за веру, но не за Церковь. И сами можем не заметить того, что мы уже не за, а против Христа.
Не дай Бог!
(продолжение следует)
источник: священник Николай Булгаков
6. Созерцание
"смерть Саула" (2Цар. глава 1); Лицевой летописный свод Ивана Грозного, Царь-книга; 1568-1576 гг.
Да созерцаю благородство Давида (2Цар. гл. 1), а именно:
1) как прибыл вестник и сообщил Давиду о гибели Саула и Ионафана, думая получить за это награду;
2) как Давид горько восскорбел и причитал по Саулу, желавшему ему прежде всего и только смерти.
(Прим. - Ред.)
Ветхий Завет: смерть Саула
"Саул пал в битве, как и было ему предсказано. Царь и его сыновья погибли от филистимлян. Смерть Ионафана, сына Саула, который был очень дружен с Давидом, пронзила сердце Давида болью. Давид оплакал Ионафана и Саула. Святитель Иоанн Златоуст, составивший «Три беседы о Давиде и Сауле», воздает хвалу высоким достоинствам Давида, описывая его кротость и незлобие. Он подчеркивает, что личные заслуги его особенно велики, если принять во внимание, что он воспитывался еще в Ветхом Завете. Святитель говорит: «Но если кто в Ветхом Завете, когда закон позволял вырывать око за око и зуб за зуб и за обиду платить равною обидою, возвысился над требованиями закона и достиг апостольского совершенства, то кого из слышащих не изумит это? Пощадить человека, которому оказаны многие и великие благодеяния и который за эти благодеяния и раз, и два, и многократно покушался убить благодетеля, — [такого человека] захватить... и иметь возможность убить, не только пощадить, но еще и спасти от умысла других, зная притом, что он снова примется за прежнее, — такому поступку чего еще недостает до высшей степени совершенства?».
Известие о поражении израильтян и о смерти Саула принес Давиду один амаликитянин. Амаликитянин сказал: «Саул пал на свое копье, а колесницы и всадники неприятельские настигали его. Тогда он сказал мне: убей меня; тоска смертная объяла меня, душа моя все еще во мне. И я убил его». При этом амаликитянин представил Давиду венец с головы Саула и запястье с руки его. Давид велел казнить смертью амаликитянина, как убийцу помазанника Божия, и оплакал Саула и Ионафана в плачевной песне (2Цар. 1)."
"Вопрос 1. Иные укоряют Давида за то, что умертвил известившего о смерти Сауловой.
Удивляться надобно за сие пророку и царю, а не порицать его, потому что, услышав об убиении человека неприязненного, плакал, да и не только плакал, но и горько рыдал. Принесший известие, не быв нимало обижен Саулом, издевался над смертью, между тем как пал не только Саул, но и Ионафан, человек достохвальный, а с ними пала и большая часть войска; притом к словам присоединил и ложь, наименовав себя убийцею Саула; сверх же того, был амаликитянин, на которого Владыка всяческих давно уже изрек смертный приговор. Достойны удивления и сами произнесенные пророком слова. Ибо сказано: како не убоялся вси воздвигнути руку твою погубити христа [помазанника] Господня? кровь твоя на главе твоей, яко уста твоя возвещаша, глаголюще: яко аз убих христа Господня (2Цар. 1:14-16).
источник: блаженный Феодорит Кирский
"Удивительно... и то, что, услышав, что Саул пал в сражении, он разорвал одежду свою, посыпал пеплом главу, и плакал так, как плакал бы кто-нибудь, потеряв единственного родного сына, постоянно выкликал его имя вместе с сыном, сложил в честь его песнь, горько рыдал, оставался до вечера без пищи, и проклинал те места, где пролилась кровь Саула...
Пусть теперь, пока еще душа горит скорбью, каждый вспомнит о своем враге и огорчителе, и пусть и при жизни заботится о нем, и по смерти скорбит о нем; и если даже нужно что-либо потерпеть, чтобы только не огорчить обидчика, пусть все терпит и все делает, ожидая великого воздаяния от Бога."
источник: святитель Иоанн Златоуст "Беседа 2 о Давиде и Сауле"
"Из слов Давида видно, что он сомневался в правдивости рассказа Амаликитянина и не был уверен, что тот именно является убийцей Саула, однако, он предал его смерти, считая достойным смерти даже одно название себя цареубийцей и похвальбу сим поступком.
В сколько же раз тяжелее и греховнее убийство православного Помазанника Божия, во сколько раз большая кара должна лежать на убийцах Царя Николая II и его семьи?!
В противоположность Саулу, отступившему от Бога и за то оставленному Им, Царь Николай II является образцом благочестия и полной преданности воле Божией.
Восприяв не ветхозаветное возлияние елея на главу, а благодатную «Печать дара Духа Святаго» в Таинстве Миропомазания, Император Николай II был до конца жизни верен своему высокому званию и сознавал свою ответственность перед Богом.
Император Николай II в каждом поступке отдавал отчет перед своей совестью, вечно «ходил пред Господом Богом». «Благочестивейший» во дни своего земного благополучия не по имени только, а и самым делом, Он во дни своих испытаний проявил терпение, подобное терпению праведного Иова.
На такого-то Царя поднялись руки преступников, и притом уже тогда, когда он от перенесенных им испытаний очистился, как злато в горниле, и был невинным страдальцем в полном смысле того слова.
Преступление против Царя Николая II еще тем страшнее и греховнее, что вместе с ним убита вся его Семья, ни в чем не повинные дети!
Такие преступления не остаются безнаказанными. Они вопиют к Небу и низводят Божий гнев на землю.
Если подвергся смерти иноплеменник — мнимый убийца Саула, — за убийство беззащитного Царя-Страдальца и его семьи страдает ныне весь русский народ, допустивший страшное злодеяние и безмолвствовавший, когда Царя подвергли унижению и лишению свободы.
Глубокое осознание греховности содеянного и покаяние перед памятью Царя-Мученика требуется от нас Божией правдой."
источник: святитель Иоанн Шанхайский
7. Проповедь о внешнем виде Мессии.
"Возвѣсти́хомъ, я́ко отроча́ предъ ни́мъ я́ко ко́рень въ земли́ жа́ждущей, нѣ́сть ви́да ему́, ниже́ сла́вы: и ви́дѣхомъ его́, и не имя́ше ви́да, ни добро́ты:"
"Возвэсти1хомъ, ћкw nтрочA пред8 ни1мъ ћкw ко1рень въ земли2 жaждущей, нёсть ви1да є3мY, ниже2 слaвы: и3 ви1дэхомъ є3го2, и3 не и3мsше ви1да, ни добро1ты:"
"Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему."
(Ис. 53:2)
Это пророк говорит о Владыке Христе как человеке. Не было в Нем ни вида, ни красоты! Неужели Тот, Кто придал [благообразный] облик всякой твари и сотворил прекрасных небесных Ангелов и всё благолепие вселенной, не имел ни вида, ни красоты?
Не должно вас это смущать, братья. Мог Он явиться таким, каким хотел. Но не пожелал явиться ни в ангельском достоинстве, ни в царственном могуществе, ни в роскоши богачей. Идущий в дом скорби и траура не одевается в парадный костюм, да и врач не надевает на себя дорогие одежды, когда обходит тяжелобольных. А [ведь] Господь и пришел в дом траура и в больницу.
Тело — это одеяние души. Облекся Он в простое одеяние, чтобы действовать не [изысканностью] одежд, а силой духа. Мы в точности не знаем, как Он выглядел. Согласно преданию, Его лицо было смуглым, а волосы каштанового цвета. Когда царь Авгарь послал своего живописца |Ананию изобразить [на холсте] лицо Господа, Анания не мог передать ни одной Его черты, ибо, как повествуют, лик Христа сиял неким необыкновенным светом.
Впрочем, если бы даже Христос и облекся в самое прекрасное тело, которое только мог Он [Сам] Себе создать, то что бы значила вся Его красота по сравнению с бессмертной лепотой Его Божества? Величайшая земная красота — едва ли тень лепоты небесной.
Пророк Даниил был молодым и красивым человеком, когда рядом с ним встал Божий Ангел, то, как он сам говорит, "во мне не осталось крепости, и вид лица моего чрезвычайно изменился" [в серб, букв.: обезобразился. — Пер.] (Дан. 10:8). Да и что такое бренное лицо человека в сопоставлении с бессмертным ликом Божия Ангела? Это всё равно что тьма подле света.
А посему и пророк, взирая на Христа, бессмертного Царя в человеческой плоти, и сравнивая Его земной образ с бессмертным небесным ликом, должен был воскликнуть: Не было в Нем ни вида, ни красоты!
О Господи благий и преблагий, ради нас облекшийся в нашу худую телесную одежду, дабы послужить нам, а не устрашить нас, — Тебе слава и [по]хвала, Тебе слава и [по]хвала, Тебе слава и [по]хвала вовеки. Аминь.
(Прим. - Ред.)
Патрология: Богочеловек
Иисус Христос по внешнему виду
Иисус Христос по внешнему виду на основании древнейших церковно-исторических и литературных данных.
Лик Богочеловека более, чем какое другое историческое лицо, имел право и основание рассчитывать на художественное воспроизведение и сохранение в христианском обществе. Вся Иудея с Галилеей видела Иисуса Христа, слушала Его речи и легко, конечно, могла удержать в памяти облик своего божественного Учителя. Но Евангелия не говорят нам ни слова о наружном виде Спасителя, не дают даже самого общего представления о чертах и характере Его лица.
Правда, некоторые из исследователей Священного Писания находили указание на красоту внешнего вида Христа в известных словах женщины: "Блажено чрево, носившее Тя, и сосца, яже ecи ссал" (Лк. 11:27), но это очень искусственное заключение, да к тому же и оно ничего не дает для наглядного представления лица Христова.
Не сохранилось таких сведений и из первых времен христианства. Церковные источники, говоря о Христе, везде имеют в виду Его нравственную сторону, Его значение, как божественной личности, и, забывая о внешности, видят в Нем выразителя духовных совершенств человеческой природы. Этот идеальный облик рисуют христианам апостолы, мужи апостольские, апологеты и другие древне-хрпстианские писатели. Вот в каком смысле An. Павел имел право написать Галатам, что пред глазами их был начертан образ распятого Христа (Гал. 3:1), хотя они Христа воочию не видали.
В области искусства христианского изображение Распятого появилось, уже спустя четыре-пять столетий после этого события, и опоздало сравнительно с изображениями других событий в Его жизни, между тем An. Павел употребляет в (Гал. 3) выражение такого рода, что речь идет как будто об изображении кистью на картине или о художественном образе, действующем на зрение: προεγρα’φη κατ᾿ ᾿jφθαλμυ’ς, – говорит он.
Из этих и подобных источников, раз они богословского характера, разумеется, еще ничего нельзя выводить, ни за, ни против существования изображений Христа в эту пору и решать так или иначе вопрос об их портретности или условности. Решение последнего должно было принадлежать практике и исходило несомненно из той среды или кружка, где. в представлении о наружности Христа руководились не отвлеченными богословскими соображениями, но воспоминаниями о Его лице, преданиями от людей, близких к Нему по времени, где в простоте души хотели иметь изображение Иисуса Христа, как всякому хочется иметь портрет дорогого ему или почему-либо замечательного лица. А сомневаться в существовании с самых первых веков христианства изображений Спасителя нет никаких оснований.
По словам св. Иринея Лионского, гностики, и преимущественно между ними карпократиане, имели у себя частью нарисованные,. частью из другого материала изготовленные изображения (imagines depictas et de reliqua materia fabricatas). и возводили: начало их ко временам Самого Христа, указывая на Его подлинное изображение, исполненное будто бы по приказанию Пилата еще во время земной жизни Спасителя; они украшали их венками, ставили, вместе с изображениями философов: Пифагора, Платона, Аристотеля и других и оказывали им знаки религиозного почтения, подобно язычникам.
Епифаний Кипрский, заимствуя рассказ у Иринея, поясняет его в том смысле, что одни из изображений у карпократиан были писанные красками (εἰκο’νας εὐζωγραφους χρωμα’των), другие сделаны из золота, серебра и иного вещества (ἐκ χπυσοῦ καὶ ἀργυ’που καὶ λοιπὴς ὑ’λης); что названные еретики совершали перед ними свои таинства и приносилb жертвы. Из Сирии и Египта, зтих главных центров гностицизма, изделия и частью статуэтки гностиков переходили на запад, и писатель, известный с именем Августина, рассказывает, что некая женщина из секты карпократиан, по имени Маркеллина, прибывшая в Рим, по свидетельству Иринея, при папе Аниките (157–168 г.), поклонялась изображениям Иисуса Христа, Ап. Павла, Гомера и Пифагора.
Лампридий, жизнеописатель Александра Севера (222–235 г.), передает, что в своей домашней божнице этот император вместе с изображениями богов, мифологических лиц: Аполлония и Орфея и своих предков имел еще образы Христа и Авраама, воздавая Им в утренние часы религиозное почитание.
Все это показывает, что существовало народное предание о сохранении настоящего изображения Иисуса Христа, и под этим именем как между христианами, так и между язычниками ходило по рукам в первые века не мало таких изображений: на них был, по-видимому, большой спрос и соответственно ему значительное приготовление. Констанция, сестра Константина вел., прося Евсевия, епископа кесарийского, достать ей изображение Христа, руководилась тем же непосредственным желанием, что и другие набожные люди, хотевшие во что бы то ни стало отыскать и иметь у себя подлинный образ Спасителя. Резко осудив вполне естественное желание Констанция, Евсевий, однако же, и в письме к ней, и в своей церковной истории констатирует и существование в тогдашнем языческом быту обычая изображать замечательных в том или ином отношении лиц для домашнего, так сказать, употребления, и нахождение у христиан его времени живописных изображений Апостолов Петра и Павла и Самого Христа.
Другой совершенно вопрос: насколько вращавшиеся среди еретиков, язычников и православных изображения Иисуса Христа соответствовали действительности и воспроизводили подлинные черты лика Христова? На этот вопрос можно отвечать с полным правом отрицательно и уже с самых первых времен христианства теряется нить, по которой можно было бы дойти до такого подлинного изображения и сказать: вот этот из сохранившихся образцов есть истинный образ Христов; в таком-то известии идет речь об изображении, которое имеет за собою все преимущества подлинности.
Вместо таких определенных указаний мы имеем несколько последовательно развивавшихся художественных типов лица Христова и целый ряд исторических свидетельств об отсутствии такого достоверного образа. Дело в том, что уже со второго века, со времен самых близких к преданиям о жизни и деятельности Спасителя, в церковной литературе возник спор о характере лица Христова, – спор, сводившийся к следующему простому вопросу: каков был Христос по своему внешнему виду – красив или невзрачен?
Трактуя с догматической точки зрения, руководясь отвлеченными богословскими соображениями, последний решали тогда различно. Одни из учителей церкви, исходя из мысли об уничижении, принятом Искупителем, опираясь на слова прор. Исаии:
"Несть вида ему, ниже славы: и видехом его, и не имяше вида, ни доброты, но вид его безчестен, умалет паче всех сынов человеческих" (Ис.53:2-3); ср. (Ис. 52:14)
и на основании буквального понимания слов Ап. Павла:
"Себе умалил, зрак раба приим" (Флп. 2:7-8),
высказывали ту мысль, что Ииисус Христос имел не только не представительную, но положительно некрасивую наружность.
Мнение это держалось в течение первых трех-четырех столетий и имело на своей стороне видных представителей богословской мысли того времени. Иустин Мученик в "Разговоре с Трифоном" неоднократно говорит, что Христос благоволил сделаться человеком без вида и славы, являлся, по словам Писаний, без красоты и, когда приходил на Иордан, «был принимаем за плотника».
Сказав о божественном происхождении Спасителя, Ириней замечает, что Он был некрасив, подвержен страданию (indecorus et passiblis) и презираем в народе.
«Если плоть есть нечто рабское, как свидетельствует о сем св. Павел, то кто станет украшать рабыню подобно продавцу невольников? – спрашивает Климент Александрийский. – А что сам Господь имел вид вовсе не прекрасный, говорит о том Дух Святой устами прор. Исаии».
Господь же «принял на себя тело невзрачное и презренное – по словам Климента Александрийского, – потому, что опасался, как бы красота Его внешнего вида не отвлекла внимания слушателей от Его учения; истинная красота Сына Божия заключалась, – по нему, – не в красивой плоти, представляющейся глазам, а в Его душе и духовных совершенствах.
В том же смысле выражался и Тертуллиан, а Кирилл Александрийский уже ушел до крайности и утверждал, что Сын Божий принял образ самого некрасивого из людей. Что такое мнение, несмотря на свою парадоксальность, было довольно распространенно, это можно видеть отчасти из того, что Цельс в своих упреках христианству не затруднился высказать, как общепризнанное положение, что Христос имел наружность невзрачную. Указывая на несоответствие между Его нравственными достоинствами, о которых говорят Его последователи, и физическими несовершенствами, в которых они также соглашаются, Цельс замечает: «Если во Христе обитал Дух Божественный, то он должен был бы превосходить наружностью всех прочих людей, но вы сами сознаетесь, что Он был малоросл и некрасив лицом».
Другие Отцы и учители церкви: Григорий Нисский, Августин, Амвросий Медиоланский, не разделявшие такого узко-буквального понимания пророческих и апостольского выражений об уничижении Христа, держались противоположного взгляда и считали Богочеловека представителем совершенной красоты.
«Если бы Он не имел в лице и во взоре чего-то небесного, – писал блаж. Иероним, – Апостолы никогда не последовали бы за Ним тотчас».
И в другом месте: «Поистине сияние и величие сокровенного Божества, которые отражались и в Его человеческом лице, могли привлекать их к нему при первом взгляде на Него».
«Не только тогда, когда творил чудеса, Он был достоин удивления, – пишет о Христе Иоанн Златоуст, – но и когда только видели Его, Он был исполнен великой благодати. Возвещая это, пророк воспевает: красен добротою паче сынов человеческих (Пс. 44:3). Если же Исаия говорит о Христе: не имяше вида, ни доброты, то он имел при этом в виду то, что совершилось во время Его страдания, то поношение, которое понес Он, вися на кресте, то уничижение, какое терпел повсюду во всю Его жизнь».
При большей строгости догматических понятий о лице Христа и постепенном их уяснении эти два различные до противоположности мнения о наружности Его получили несколько иную постановку и примкнули к учению о двояком состоянии Спасителя: состоянии уничижения и состоянии прославления Его.
Ориген высказал о внешнем виде Христа очень оригинальный и вместе как бы примирявший прежние противоречия взгляд, будто превосходство тела Христова, – по сравнению с телами других людей, – состояло в том, что Он всем, взиравшим на Него, являлся так, как того требовало внутреннее состояние и благо каждого. И не должно удивляться, если материя, изменчивая и непостоянная по своей природе, принимала такие формы и свойства по воле Творца, что можно было сказать о Христе: Он не имеет ни вида, ни доброты, а иногда становилась славною, столь поразительною и удивления достойною, что три Апостола, бывшие на горе с Иисусом, падали на лица свои от Его величия и красоты.
В приложении к изображениям Иисуса Христа рассуждения Оригена, как и все вышеизложенные речи писателей церковных, будут значить то, что эти изображения не пользовались у последних большою верой, не имели в их глазах силы какого-либо авторизованного образца и были различны. Разнообразие зависело от того, как относился к делу тот или другой художник, какую задачу он себе ставил и в каком состоянии или в какой момент хотел он изобразить Христа. Тут открывалось широкое место субъективности, и блаж. Августин ясно дает понять, что в его время не существовало прочно установившегося иконографического типа Спасителя, и всякий изображал Его по-своему, руководясь при этом личными соображениями.
«Лицо воплотившегося Господа, которое во всяком разе ( – каково бы оно ни было – ) было одно, различно изображается по различию бесчисленных форм понимания».
Подобную же мысль, много спустя, выражали, по свидетельству патр. Фотия, и иконоборцы защитникам иконопочитания, с упреком спрашивая их: «Какой из образов Христа истинный: тот ли, что у римлян, эллинов, египтян, или который пишут индейцы? Все они не похожи друг на друга».
Чем объяснить отсутствие или же весьма раннее исчезновение подлинного образа Христова? Как могло случиться, что первенствующие христиане не приложили стараний с помощью искусства закрепить и сохранить в памяти потомства дорогие черты своего Учителя, а ближайшие к эпохе Христовой лица так скоро позабыли внешний вид Его? То и другое могло зависеть от многих причин. Отметим из них те, которые представляются наиболее вероятными, объяснив при этом, в каком смысле нужно понимать дело, когда идет речь об исчезновении подлинного изображения Иисуса Христа, о забвении Его наружности.
Трудно допустить, чтобы мысль о художественном изображены Сына Божия могла зародиться в сознании уверовавших во Христа иудеев, которым прежняя религия строгою заповедью: "Не сотвори себе кумира и всякого подобия" (Исх. 20:4); (Втор.5:8) запрещала представление божества в каком бы то ни было чувственном образе. Веками воспитанное отвращение от всякого изображения и старые опасения идолопоклонства не могли быстро пройти в их душе и смениться, – при всем благоговении ко Христу, – потребности красками или резцом воспроизвести Его лик.
Если бы даже и предположить подобное желание у христиан из иудеев, – сколько бы сомнительною ни представлялась нам его возможность, – то едва ли бы и оказался среди них художник, который сумел бы осуществить его.
Совсем иной оборот получают наши речи в отношении к христианам из язычников, в статуях и изваяниях обыкновенно почитавших своих богов, с детства привыкавших к своей домашней обстановке видеть разного рода изображения тех или других замечательных людей. Здесь опасения идолопоклонства если и имели место по принятии новой духовной религии, то во всяком разе не в такой степени, как у обращенных из иудейства. У христиан из язычников могло скорее появиться и по-видимому легче осуществиться желание изобразить так или иначе Иисуса Христа, Сына Божия. Но могли ли и у них попытки этого рода увенчаться полным успехом? Что такое было портретное искусство в то время и в каком положении оно тогда находилось?
Предъявляя теперешние строгие требования, нужно будет сказать, что в общем оно было слабым подобием того искусства, с которым мы знакомы в настоящее время по точным фотографическим копиям. В большинстве случаев до безупречной передачи оригинала оно не поднималось и самое большее, что им достигалось, это типичность родовая, племенная, выражавшаяся в национальных признаках лица, в определенном покрое одежды, в известной манере постановки фигуры и вообще в обработке доличного, при чем почти все индивидуальное и случайное ускользало от внимания художника и о конкретном не могло быть и речи. Даже при соблюдены последнего требования в первоначальном изображении, при повторении его в снимках, черты индивидуальные постепенно сглаживались и оставались лишь самые крупные отличительные признаки.
Мы не имеем теперь, строго говоря, портретов ни Константина Великого, ни Златоуста, несмотря на то, что это были лица чрезвычайно популярные: изображения их были очень распространены и помещались на разных памятниках. Бюст равноапостольного императора на монетах скорее можно признать условным снимком с его лица, чем портретом: удержан римский тип лица, принятый тогда официальный костюм, известные атрибуты царской власти – и только. Из множества однородных нумизматических фигур выделить эту последнюю очень нелегко, и решающее значение принадлежит надписи и другим условным признакам. Варров составленные им биографии знаменитых римлян снабдил их портретами. Нельзя сказать, чтобы они отличались портретностью. Так и относительно изображения Иисуса Христа была полная возможность подобного обезличения даже при существовании относительно близкого, исторически верного снимка с Его лица. Это приблизительно та же история, которая повторялась, много спустя, в русской иконографии, где святых одного и того же лика писали на одно лицо, не исключая и некоторых своих отечественных, с которых изображения сделаны были еще при их жизни.
Церковно-исторические и литературные данные, на которые мы ссылались выше, не говорят также и против существования древних преданий о внешнем виде Христа. Разногласия отцов и учителей церкви в суждениях о лице Спасителя выходили не из различных преданий о наружности Его, потому что невозможно и предположить преданий до такой степени противоположных, а обязаны были своим происхождением соображениям отвлеченно-догматического свойства и отвечали состоянию и характеру тогдашнего библейского толкования.
Отрицательная сторона в вопросе, конечно, не представляла себе Богочеловека re ipsa некрасивым, но имела в виду библейское представление Мессии, Его духовный облик, к которому прилаживало и свое представление о наружном виде Его. Точно также и сторона положительная судила о последнем, руководясь воззрениями идеального свойства.
Говоря о красоте Спасителя на основании отдельных выражений Священного Писания и исключительных фактов из его жизни, Отцы и учители Церкви разумели не обыкновенную естественную красоту, а внутреннюю, неземную, просвечивавшую во взоре, во всех чертах Его лица.
У Оригена, по которому Христос являлся каждому согласно его душевной настроенности, мы видим не Христа исторического, не объект внешнего изображения, а известного рода нравственный облик, идеальный тип, представляемый более или менее удачно, судя по степени духовной восприимчивости человека.
Да представители духовной мысли того времени, как и ближайшие ученики Спасителя, глубоко проникнутые верою в Его божественную личность, относились как-то равнодушно к внешней стороне, к человеческому виду Его. Как предмет чувственного воззрения, Христос был далек или будто бы различен для них; между Ним, как историческим обликом, и сознанием богословов стоял, если позволительно так выразиться, туман философских умозрений, сквозь который истинные черты лица Иисусова доходили в неясном виде, а выдавался, напротив, идеальный Его образ или Христос символический. Подлинные изображения Иисуса Христа имели более низменное, так сказать, происхождение. основывались на неясных воспоминаниях о Его наружности, примыкали к разного рода сказаниям и вращались преимущественно в народной среде; но будущности, к сожалению, они не имели и не оказали заметного влияния на образование и развитие иконографического типа Христа. Они как-то затерялись, уступив место более принятым изображениям Спасителя, которые дошли до нас на памятниках катакомбных и во всех дальнейших произведениях церковного искусства.
источник: профессор Александр Павлович Лопухин (1852–1904) "Православная Богословская энциклопедия или Богословский энциклопедический словарь. Том VI"