Закон Божий: третья заповедь блаженства

Вопрос: Кто есть кроткий (Мф. 5:5)?
Ответ: Кто не изменяется в суждениях о том, что требуется для благоугождения Богу.

Восходящие вверх по какой-нибудь лествице, когда станут на первую ступень, с нее поднимаются на лежащую выше, и вторая опять ведет восходящего на третью, а эта на следующую, и сия следующая на ту, которая за ней; а таким образом восходящий с ступени, на которой стоить, подымается всегда на высшую, и достигаете самой вершины своего восхождения. Что же имея в виду, с сего начинаю я речь? Мне кажется, что на подобие ступеней расположен ряд блаженств, удобным делающий в слове восхождение от одного блаженства к другому. Ибо того, кто восшел разумением до первого блаженства, по какой-то необходимой последовательности мыслей, приемлет следующее за ним; хотя слово, по видимому, с первого взгляда и представляет нечто странное.

Слушатель скажет, может быть, если следовать расположению ступеней, то невозможно после царствия небесного получить наследие земли. Напротив того если слово должно было следовать естеству вещей, то последовательнее было бы прежде неба упомянуть о земле, так как с нее будет и наше восхождение на небо. Но если окрылимся несколько словом, и станем на самом хребте небесного свода; то найдем там небесную землю, уготованную в наследие жившим добродетельно; так что не окажется погрешности в порядке последования блаженств, по которому в Божиих обетованиях предложены нам, сперва небо, и потом земля. Ибо видимое небо, что касается до телесного чувства, во всем само с собою сродно; и хотя представляется, по местному расстоянию, высоким; однако же оно ниже духовной сущности, до которой не может восходить помысел, не миновав прежде умом того, до чего касается чувство. Если же землею именуется высший жребий, то ни мало не дивись сему: потому что к низости нашего слуха снисходит Слово, и снисшедшее к нам потому, что мы не способны были до Него возвыситься. Посему знакомыми нам речениями и словами передает Оно Божественные тайны, употребляя такие слова, которые обычай удерживает в человеческой жизни. Ибо и в предыдущем обетовании неизреченное оное на небесах блаженство наименовало царством, ужели указывая сим именем на что либо подобное тому, что бывает в дольнем царстве, например, какие либо венцы, сияющие блеском камней, цветные багряницы, чем-то усладительным блещущие для жадных очей, преддверия и завесы, возвышенные седалища, ряды чинно предстоящих копьеносцев, и все иное, что выставляют на вид на таковом позорище жизни старающиеся такими вещами еще выше поднять величие власти? Но поелику именование царства, относительно к сей жизни есть нечто великое и почти выше всего вожделенного для людей; то Слово поэтому сие именование употребило для означения высших благо; так что, если бы у людей было нечто другое высшее царства, то, конечно, и Слово именованием того окрылило бы душу слушателя к вожделению неизреченного блаженства. Ибо открыть людям оные блага, которые выше и чувства и ведения человеческого, и невозможно было под собственными их именами. Сказано:
око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2:9)
Но чтобы уповаемое блаженство не совершенно осталось далеким от нашего гадания, сколько вмещаем по низости нашего естества, столько и слышим неизъяснимого.

Посему подобоименность земли да не увлекает твоего разумения после небес на дольную опять землю; но если ты от первых блаженств возвысился умом, и возшел к небесному упованию; то простри любоведение твое до той земли, которая - не общее всех наследие, а только за кротость жизни признанных достойными оного обетования. Ее - то, мне кажется, и великий Давид, о котором божественным Писанием засвидетельствовано, что был кроток и незлобив паче всех в его время живших в мире, руководимый духом проразумел, и обладал уже по вере уповаемым, сказав:
"верую видети благая на земли живых" (Пс. 26:13).
Ибо не полагаю, что Пророк этою землею живых нарек землю, возращающую все смертное и в себя опять разрешающую всякое от нее порождение. Напротив того знал он землю живых, на которую не вступала смерть, по которой не протоптан путь грешников, которая не принимала на себя следа порока, которой не рассекал плугом лукавства сеятель плевел, которая не произращает волчцев и терний, на которой вода упокоения, и место злачное, и на четыре тока разделяемый источник, и виноград возделываемый Богом всяческих, и все иное, что слышим загадочно высказанным в богодухновенном учении. Если же подлинно разумеется нами эта высокая земля, превыше небес представляемая, на которой населен град Царя великаго (Пс. 47:3), о нем же преславная глаголашася, как говорит Пророк (Пс. 86:3), то не справедливо будет находить странным порядок последовательности блаженств. А иначе не вероятно было бы, как думаю, чтобы сия земля благословения предоставлялась упованию тех, которые, как говорит Апостол, будут восхищены на облаках по воздуху в сретение Господу, и тако всегда с Господом будут. Ибо какая еще потребность в дольней земле тем, у кого в уповании жизнь превыспренняя? Мы же восхищены будем на облацех ев сретение Господне на воздусе, и тако всегда с Господем будем (1 Фес. 4:17).

Но посмотрим, в награду за какую добродетель предназначается наследие оной земли. Сказано: блажени кротцыи: яко тии наследят землю. Что такое кротость? И за что Слово ублажает кротость? По моему мнению, не должно равно почитать добродетелью всего того, что делается с кротостью, особенно если словом сим обозначаются только тихость и медленность.

В скороходах тихий не лучше поспешного;
и в рукопашном бою не тот, кто с трудом движется, восхищает венец у противника;
и если течем к почести вышнего звания (Флп. 3:14), то Павел советует усилить скорость, говоря:
"тако тецыте, да постигнете" (1 Кор. 9:24),
потому что и сам, с усиленным всегда движением, стремился вперед, предавая забвению заднее; и поворотлив был в рукопашном бою. Ибо высматривал готовность противника к нападению, надежною ступал ногою, вооруженными имел руки, не во что либо пустое и несостоятельное повергал из рук оружие, но касался им самых существенных частей противоборника, нанося удары самому телу. Угодно ли тебе знать Павлово искусство в бою? Посмотри на раны борющегося с ним; посмотри на подбитые глаза у противника; посмотри на следы язв у побежденного. Без сомнения же не неизвестен тебе противник, борющийся с ним при помощи плоти, которому подбивает он глаза, раздирая ногтями воздержания, которого члены умерщвляет голодом, жаждою, холодом, на которого налагает язвы Господни, которого побеждает, оставляя позади себя в бегу, чтобы не помрачить своих взоров, если сопротивник побежит впереди. Так, если скор и быстродвижен в подвигах Павел; то и Давид, нападая на врагов, расширяет стопы (Пс. 17:37, 38), и Жених в Песни по удободвижимости уподобляется серне, скача на горы, и прескача на холми (Песн. 2:8). Можно указать и много подобных примеров, из которых оказывается, что скорость в движении предпочтительнее тихости. Так почему же здесь Слово в виде преспеяния ублажает кротость? Ибо сказано: блажени кротцыи: яко тии наследят землю, без сомнения, оную землю, плодоносную прекрасными порождениями, украшенную древом жизни, орошаемую источниками духовных дарований, на которой произрастает истинная виноградная Лоза, делателем которой, как слышим. Отец Господа (Ин. 15:1)?

Но Слово, кажется, любомудрствует нечто подобное следующему: много удобств пороку, естество весьма стремительно к худшему; как и тяжелые тела, хотя совершенно недвижимы вверх, но, если толкнут их по покатости с какой-нибудь высокой вершины, с такою стремительностью несутся вниз, увеличивая стремление собственною тяжестью, что скорость превосходить меру. Итак, поелику быстрота в стремлении к пороку вредна; то, без сомнения, достойно будет ублажения представляемое по противоположности. А это есть тихость - навык быть медлительным и неподвижным в таковых порывах естества. Ибо как огонь, имея свойство двигаться всегда вверх, неподвижен по направленно противоположному; так и добродетель, будучи быстродвижною к горнему и высшему, и никогда не оставляя своей скорости, не дозволенным для себя находить противоположное стремление. А посему, так как в естестве нашем избыточествует поспешность к худому; то прекрасно ублажается тихость в делах худых. Ибо не деятельность в этом служит свидетельством движения к горнему.

Но лучше будет учение сие объяснить самыми примерами, заимствованными из жизни. Движение всякого произволения двояко, по причине свободы устремляясь к тому, что кажется лучшим, здесь к целомудрию, а там к непотребству. Но что сказано о частном виде добродетели и порока, то разумей и о целом. Ибо нрав человеческий непременно делится по противоположным направлениям; раздражительность противополагается мягкости нрава, кичливость - скромности, ненависть - благожеланию, неприязненность - любвеобилию и мирному расположению. Итак, поелику жизнь человеческая вещественна, а страсти из за веществ, всякая же страсть имеет быстрый и неудержимый порыв к исполнению желания (потому что вещество тяжело и стремится вниз); то Господь, не тех посему ублажает, которые живут вне действия на них страстей (в жизни вещественной невозможно всецело преуспеть в житии невещественном и бесстрастном); но возможным пределом добродетели в жизни человеческой называет кротость, и говорит, что быть кротким достаточно для блаженства. Ибо естеству человеческому не узаконяет совершенного бесстрастия; правдивому Законоположнику и не свойственно повелевать то, чего не приемлет естество. Такое повеление уподоблялось бы распоряжению того, кто живущих в воде переселил бы на житие в воздух, или, наоборот, все, что живет в воздухе, - в воду. Напротив того закону надлежит быть примененным к свойственной каждому и естественной силе. Поэтому блаженство сие повелевает умеренность и кротость, а не совершенное бесстрастие; потому что последнее вне естества, а в первом преуспевает добродетель. Посему, если бы блаженство предполагало неподвижность к пожеланию, то бесполезно было бы, и ни к чему не служило в жизни сие благословение. Ибо кто, сопряженный с плотью и кровью, достиг бы такового? Теперь же сказано, что осуждается не тот, кто по какому либо случаю вожделел, но тот, кто по предусмотрению привлек к себе страсть. Что происходит иногда подобное стремление, до этого и против воли доводит часто соединенная с естеством нашим немощь; но не увлекаться, на подобие потока, стремительностью страстей, а мужественно противостать такому расположению и страсть отразить рассудком - это есть дело добродетельное.

Посему блаженны не предающиеся вдруг страстным движениям души, но сдерживаемые разумом, - те, у кого помысел, подобно какой-то узде, останавливает порывы, не дозволяет душе вдаваться в бесчиние. Лучше же сказать, подобное сему, а именно, что достойна ублажения кротость, можно всякому видеть в страсти раздражения. Ибо как скоро слово, или дело какое, или предположение какой либо неприятности, возбудит такую болезнь, кровь в сердце закипает, и душа готова подвигнуться к мщению; и как по баснословию иные снадобья изменяют наше естество в образ бессловесных, животных, так и тогда человек от раздражения делается внезапно вепрем, или псом, или барсом, или другим каким подобным зверем; у него налившиеся кровью глаза, ставшие дыбом и ощетинившиеся волосы, голос суровый, речь колкая, язык оцепеневший от страсти, и неспособный служить внутренним порывам, губы не движущиеся, не выговаривающие слов, не удерживающие во рту пораждаемой страстью влаги, но безобразно вместе с звуком выплевывающие эту пену, а таковы и руки, таковы и ноги, таково все строение тела, каждый член соответствует страсти. Посему, если таков раздраженный; а имеющий в виду блаженство при помощи рассудка укрощает болезнь, и выражает сие и спокойным взглядом, и тихим голосом, подобно какому-то врачу, который своим искусством врачует беснующихся до безобразия; то не скажешь ли и сам, сравнив одного с другим, что жалок и мерзок этот зверь; но достоин ублажения кроткий, кого и злоба ближнего не заставила утратить свое благообразие?

И что Слово имеет в виду сию наипаче страсть, явствует из того, что после смиренномудрия узаконяет нам кротость; потому что естественно держаться одному другим, и состоянию смиренномудрия быть как бы матерью какою кроткого навыка. Ибо если уничтожить в нраве кичливость, то не будет времени породиться страсти раздражения; потому что причиною такового недуга в раздраженных бывают обида и бесчестие. Бесчестие же не касается того, кто обучил себя смиренномудрию. Если у кого помысел чист от человеческого обольщения, и видит он ничтожество естества, какое и ему дано в удел, также какое начало его состава, и к какому концу стремится краткость и скоротечность здешней жизни, видит сопряженную с плотью нечистоту, и бедность естества, которое само по себе недостаточно было бы к поддержанию собственного своего состава, если бы недостатков его не восполняло обилие бессловесных, а сверх сего видит скорби, печали, бедствия и многообразные виды болезней, которым подлежит человеческая жизнь, и от которых никто не изъять и не свободен по естеству: то тщательно всматривающемуся в это чистым оком души не легко будет вознегодовать на недостатки воздаваемых ему почестей. Напротив того обманом почтет почесть за что либо оказываемую ему ближним. потому что в естестве нашем ничего такого нет, что может стоять в ряду вещей досточестных, кроме одной только души, которой честь составляется не чем либо взыскуемым в этом мире. Ибо тщеславиться богатством, или величаться родом, или мечтать о славе или мысленно присвоять себе верх над ближним, чем и ограничиваются человеческие почести, все это служит душе в посрамление и укоризну, так что человек рассудительный не согласится чем либо подобным сему осквернить чистоту души. Вести же себя так - не иное что значит, как глубоко укорениться в смиренномудрии, по преуспеянии в котором, раздражение даже не будет иметь и входа в душу. А когда нет раздражения, преспевает тихое и безмолвное житие (1 Тим. 2:2); оное жене иное что есть, как кротость, которой конец блаженство и наследие небесной земли о Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава и держава во веки! Аминь.

Состояние души, при котором устранены из нее гнев, ненависть, памятозлобие и осуждение, есть новое блаженство: оно называется: кротость.

Блаженни кротции, возвестил Спаситель, яко тии наследят землю.

Какая это земля?… После падения Бог назвал землею Адама, а в Адаме назвал землею и меня: земля еси и в землю отыдеши (Быт. 3:19).

Будучи землею, я вместе с тем и лишен владения этою землею: похищают ее у меня различные страсти, в особенности насилующий и увлекающий меня лютый гнев; я лишен всей власти над собою. Кротость возвращает мне эту власть, вводит меня во владение моим наследием, моею землею, мною, моею плотью, моею кровью, моими порывами. Кротции наследят землю, и насладятся о множестве мира (Пс. 36:11).

Скажи мне, какую наследят землю? Некоторые говорят, что наследят землю духовную. Но это несправедливо. В Писании нигде не упоминается о земле духовной. Что же значат эти слова? Христос разумеет здесь чувственную награду, как и Павел, когда он вслед за словами: чти отца твоего и матерь твою, присовокупляет:
"будеши долголетен на земли" (Еф. 6:2, 3).

Равным образом и сам Господь сказал разбойнику:
"днесь со Мною будеши в раи" (Лк. 23:43).

Применяясь к тем слушателям, которые более предаются чувственному и прежде ищут настоящего, нежели будущего, Христос не поощряет их будущими только благами, но и настоящими. Потому-то и далее в Своей беседе, сказав: буди увещаваяся с соперником твоим, за такое благоразумное дело определяет награду, говоря:
"да не предаст тебе соперник судии, и судия слузе" (Мф. 5:25).

Видишь, откуда Он заимствовал угрозы! От предметов чувственных, от самых обычных явлений. И еще:
"иже аще речет брату своему: рака, повинен есть сонмищу" (Мф. 5:22).
Также и Павел весьма часто указывает на чувственные награды, и заимствует побуждения от предметов настоящих, например, когда рассуждает о девстве: тут он совсем не упоминает о небесах, а побуждает настоящими благами, говоря: за настоящую нужду, и:
"аз же вы щажду, и: хощу же вас безпечальных быти" (1 Кор. 7:36, 28, 32).

Так и Христос с духовными наградами соединил чувственные. Так как кроткий человек может подумать, что он теряет все свое имущество, то Христос обещает противное, говоря, что он-то безопасно и владеет своим имуществом: он ни дерзок, ни тщеславен; кто же напротив будет таковым, тот может лишиться и наследственного имения, и даже погубит самую душу. Впрочем, так как и в ветхом уже завете часто пророк говорил:
"кротцыи наследят землю" (Пс. 36:11),
то Христос выражает, следовательно, Свою мысль словами уже им известными, чтобы не везде употреблять новые выражения. Однако в Своих словах Он не ограничивает наград настоящими благами, но вместе предлагает и будущие. Когда Он говорит о чем-нибудь духовном, то не отвергает и выгод настоящей жизни; равным образом, когда обещает что-нибудь в здешней жизни, то этим еще не ограничивает Своего обещания. Ищите, говорит Он, царствия Божия, и сия вся приложатся вам (Мф. 6:33). И еще:
"всяк, иже оставит дом, или братию, сторицею приимет в веке сем, и в грядущий живот вечный наследит" (Мф. 19:29).

Раньше Господь назвал блаженными плачущих о грехах, а здесь кротких. Почему кроткие ублажаются тотчас после плачущих? Потому что кротость есть плод и следствие сокрушения и плача о грехах и немощах наших; скорбь о грехах делает человека кротким и незлобивым, на подобие агнца; а где кротость и незлобие, там всегдашнее спокойствие и блаженство, ибо что дороже и блаженне душевнаго спокойствия? Чего мы ищем в мире более всего, как не спокойствия? Напротив, никто так не злополучен, как неимеющий мира и спокойствия и находящейся в непрестанном смятении и страхе; ибо тогда ни богатство, ни слава, ни какое земное благо не имеет цены, а при спокойствии душевном и в низкой доле, и в бедности человек бывает доволен и счастлив. Блажени кротцыи. Но что же есть кротость, в чем она состоит и какия свойства ея? Чтобы нам точнее изобразить ее, обратимся к Евангелию: там мы увидим сияющий, прекрасный и величественный образ ея. Вот как Господь поучает кротости и живописует ее:

"Я говорю вам: не противься злому.
Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую;
и кто захочет судиться с тобою, и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду…
Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, и молитесь за обижающих вас и гонящих вас;
да будете сынами Отца вашего небесного;
ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми,
и посылает дождь на праведных и неправедных" (Мф. 5:39—45)

Научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем (Мф. 11:29)

Из этих слов Божественнаго Наставника нашего вы видите, братия, что кротость есть тихое настроение души, утвердившейся во Иисус Христе верою и любовию, спокойно претерпевающей всякое зло, причиняемое нам людьми или коварством бесов, не возмущающейся и не приходящей в раздражение от различных противностей и препятствие нашим намерениям, охотно прощающей обиды людския и всячески доброжелательствующей врагам своим, из уважения к их человеческому и христианскому достоинству. Кроткий человек никогда
не платит злом за зло,
обидой за обиду;
не сердится,
не возвышает во гнев голоса на согрешающих и обижающих;
не воспрекословит, не возопиет, и никто не услышит голоса его (Мф. 12:19);
кроткий, будучи укоряем, не укоряет, терпя злострадания и напасти от других,
не грозит мщением, но предоставляет мстить за себя Судящему праведно (1 Петр. 2:28).

Вот величественный образ кротости! Вот ея существо! И как мы можем поступать иначе, братия, как мы можем раздражаться, сердиться, мстить? Бог общий наш Отец, пред Которым мы без числа согрешаем, всегда творит с нами по Своей кротости, не истребляет нас, долготерпит нам, благодетельствует нам непрестанно. И мы должны быть к братьям нашим кротки, снисходительны и долготерпеливы. Аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный, говорит Иисус Христос, аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших (Мф. 6:14, 15). Кроме того, все мы, как христиане — члены единаго тела, а члены всячески берегут друг друга; при том, мы называемся овцами словеснаго стада, Христова, — почему так? потому что овца кротка, незлобива, терпелива; таковы должны быть и мы. Только те из нас принадлежат к стаду Христову, которые кротки и незлобивы, как агнцы, а которые не имеет духа Христова, Его кротости и незлобия, те — и не Его.

"Аще кто Духа Христова не имать, сей несть Егов" (Рим. 8:9)

На страшном суде только овцы будут стоять на правой стороне Судии, а бодливыя козлища на левой, — и овцы будут введены в рай, а козлища отошлются в геенну.

 "...блажени кротцыи." И делается он, как камень, утвержденный и никак непоколебимый ветром или волнами житейскими; но всегда пребывает одинаков: и в изобилии и в скудости, и в благополучии и в злополучии, и в чести и в бесчестии, и просто: во всякое время и при всяком деле, рассудительно знает, что все проходит: приятное и прискорбное, и жизнь эта есть путь к будущему веку, и что хотя мы и не желаем, но совершающееся совершится с нами, и мы напрасно смущаемся, теряем венец терпения и оказываемся противниками определения Божия. Ибо все, что делает Бог, весьма хорошо (Быт. 1:31), но мы не разумеем этого. Наставит бо, говорит (Святое Писание) кроткия на суд (Пс. 24:9), более же на рассуждение дел. Но и во время огорчения такой нимало не смущается, но, скорее, радуется, что нашел время пользы и любомудрия. Приводит себе на мысль, что не без причины пришло искушение, – но или Бога, или брата своего, или иного кого-либо (прежде сам) он оскорбил, в неведении или в ведении, и нашелся повод к прощению его, чтобы хотя ради терпения получил он прощение во многом худом (им сделанном), и – что если он не простит брату своему долгов его, то и Отец Небесный не простит ему его долгов, и что нет кратчае этой добродетели, то есть заповеди о прощении грехов, ибо сказано:
"оставите и оставится вам" (Мф. 6:15).
Радуется и тому, что удостоился познать это и исполнять, из подражания Христу, соделавшись кротким, благодатию заповеди. Сетует же о брате, что ради грехов его он искушается от общего врага, к уврачеванию его немощи: ибо всякое искушение, как врачевство, попускается Богом, для излечения немоществующей души, потому что дарует прощение прежде бывших и настоящих зол и удерживает будущие. Но ни диавол, ни искушающий, ни искушаемый не заслуживают похвалы:
диавол достоин ненависти как делатель зла, ибо он делает это не из попечения (о нас). Искушающий достоин помилования от искушаемого не потому, чтобы он делал это из любви, но как насилуемый и угнетаемый. Искушаемый же за свои согрешения терпит скорби, а не за другого, так что не заслуживает похвалы, ибо он не безгрешен, если же и безгрешен, что невозможно, то терпит в надежде воздаяния и по страху мучений. И эти все – таким образом; Бог же, ни в чем не имеющий нужды и всем устраивающий полезное, достоин благодарения, ибо и диавола, и худые поступки людей долготерпеливо переносит, вознаграждая за всякое благо и прежде греха и после греха кающихся. Так, достигнув рассудительности во всем, сподобившийся быть хранителем третьей заповеди не бывает уже поруган (демонами) в ведении или в неведении, но, получив дарование смирения, считает себя за ничто. Кротость есть начало смирения, смирение же есть дверь бесстрастия, а чрез бесстрастие неотпадающую и совершенную любовь приобретет познавший свое естество – что он был прежде рождения и что будет по смерти. Ибо человек есть не иное что, как только малое и скороисчезающее зловоние и худший всей твари. Никакая иная тварь, ни бездушная, ни одушевленная, никогда не извращала определения Божия, но (только) – человеческое естество, много облагодетельствованное и всегда много прогневляющее Бога. И так удостоивается (подвизающийся) четвертой заповеди, то есть желания к приобретению добродетелей.