Неделя восьмая по Пятидесятнице.
О чудесном насыщении народа пятью хлебами и двумя рыбами

Слово «вышед» (exelqwn) одни, согласно с Марком, толкуют: из лодки; другие — из пустынного места. Третьим и то и другое толкование представляется невообразимым, потому что оба толкования нечем доказать, и все это приводит к мысли, что в синоптическом предании здесь пропуск. Но то, что неясно у синоптиков, ясно у Иоанна, который говорить, что пред чудесным насыщением народа Иисус Христос взошел на гору и там сидел со Своими учениками.

 Esplagcnisqh не относится к больным, а к «народу», как и последующее autwn. Могло быть, что сожаление Христа вызвано было видом народа, у которого было много больных. Но у Марка несколько иначе: сострадание Христа вызвано было видом народа, который походил на овец, не имевших пастыря.

     Это произошло после того, как царь Ирод казнил Иоанна Крестителя. Услышав о сем, Господь наш Иисус Христос удалился на лодке в пустынное место один. Все четыре евангелиста описывают это событие, одни – с большими, другие – с меньшими подробностями. По Евангелию от Иоанна, Господь сел в лодку в окрестности Тивериады и переплыл море Галилейское, а по Евангелию от Луки, Он пристал к северо-западному берегу моря и отправился в гору, в пустое место, близ города, называемого Вифсаидою.

     Господь имел обычай часто уединяться в пустынных местах и на горах. Он поступал так по трем причинам.
Во-первых, дабы сделать краткую паузу в Своем спешном и обильном делании, чтобы люди, так сказать, переварили все учение, Им открытое, и все чудеса, Им явленные.
Во-вторых, дабы показать апостолам и нам пример того, что необходимо уединяться, входить в комнату (Мф. 6:6), молитвенно оставаясь душою наедине с Богом. Ибо уединение и безмолвие очищают, смиряют, проясняют и укрепляют человека.
И в-третьих, дабы оправдать и поощрить пустынножительство и монашество, показав нам, что добрый и приносящий пользу человек нигде не может укрыться, как «не может укрыться город, стоящий на верху горы» (Мф. 5:14).

     История Церкви тысячи раз показывала, что никогда великий пустынник, молитвенник или чудотворец не мог укрыться от народа. Многие необоснованно спрашивают:

«Что монаху делать в пустыне? Не лучше ли ему находится среди людей, служа им?»

     Но как будет светить незажженная свеча? В пустыню, в уединение монах несет свою душу, словно незажженную свечу, чтобы возжечь ее постом, молитвенными размышлениями и трудом. И если удастся ему возжечь ее, то свет будет виден всем людям, и люди пойдут к нему и найдут его, даже если он будет укрываться в песках, в непроходимых горах или неприступных пещерах. Нет, не бесполезен монах, напротив, он может быть полезен народу больше всех других людей. Это ясно показывает и случай, бывший с Господом нашим Иисусом Христом. Напрасно Он укрывался от народа в пустынном месте – множество людей последовало за Ним.

     А Он, увидев их, сжалился над ними, потому что они были, как овцы, не имеющие пастыря. Внизу, в городах, синагоги были полны самозванных пастырей, на деле бывших волками в овечьих шкурах. Люди знали это и чувствовали, так же как знали они и чувствовали неизмеримую милость и любовь Христову к ним. Люди увидели и почувствовали, что Христос есть единственный Пастырь Добрый, искренно и сострадательно о них пекущийся. Потому они и бежали за Ним даже в пустынное место. И Господь исцелил больных их. Народ чувствует, что нуждается во Христе, и требует чуда не из праздного любопытства, но по причине крайней необходимости и мук. "И начал учить их много", – говорит апостол Марк.

     Видел желание, несмотря и на награду за него. Не требует от них и веры; они доказали ее тем, что следовали пешком, без никакой пищи, в пустынное место. Марк (Мк. 6:34) и Лука (Лк. 9:11) сказали, что Он даже начал учить их многому и говорил им о Царствии Божием.

     Но откуда Он пришел и начал исцелять и учить? Конечно, с горы; потому что Иоанн (Ин. 6:1-3) говорит:

"иде Иисус на онпол моря Галилеи Тивериадска:
и по Нем идяше народ мног, яко видяху знамения Его, яже творяше над недужными.
Взыде же на гору Иисус и ту седяше с ученики Своими."

     В лодке Он наставлял Своих учеников, – взойдя на гору, они отдыхали. Потом Он вышел и исцелял, и учил.

     Слышав Господь неправедное убийство Предтечи и Крестителя Иоанна, удалился от Иерусалима и пришел в пустыню близ града Вифсаиды, да успокоится тамо со учениками Своими наедине (Мф. 14:12-13); (Мк. 6:6, 45). Народ же окрестных градов узнав, что Иисус от Иерусалима удалился, немедленно с женами и детьми путешествуя, в след за Ним пустился с толикою поспешностию и пришел в оную пустыню, что не успел взять с собою ни малейшей пищи.

     Видев Благоутробный таковую веру и ревность их, умилосердился над ними, и прежде много поучил их, как пишет Евангелист Марко, потом, хотя ни один Его не просил, исцелил всех больных, которых туда приносили (Мк. 6:34). Из чего великая надежда возрождается в сердцах наших:

     Ежели Человеколюбец безе всякого ходатайства, ради единой веры и ревности народа, умилосердясь, исцелил больных между ним: то кольми паче умилосердится над нами, если мы, будучи немощными, с верою и благоговением простирая руки, будем просить Его, да исцелит немощи наши. Видно же, что Богочеловек чрез несколько часов продолжал слово учения Своего, или толикое множество было недужных, что между тем, как каждый из оных к Нему подходил для получения исцеления, прошел день и наступил вечер.

По рассказу Иоанна, Спаситель, увидев народ, спросил у Филиппа, где купить хлебов, чтобы накормить народ. Матфей рассказывает, что сначала ученики говорили Христу, чтобы Он отпустил народ купить себе пищи в ближайших местах. Можно предполагать, с Августином, что только после этих слов Господь сказал Филиппу то, о чем упоминает Иоанн; Матфей же и другие евангелисты это последнее опускают. Поэтому, говорит Августин, по поводу этих вопросов, совсем нет надобности никому волноваться, потому что здесь один евангелист сообщает о том, что опускается другими. Некоторые предполагают, что ученики, по-видимому, для себя запаслись пищею раньше. Но такому предположению противоречит (Мф. 14:17) и парал. Наступил первый еврейский вечер (ofia) около 3 часов вечера; ofia в ст. 23 указывает уже на позднее время, когда наступила ночь. H wra parhlen hdh значит «час», — настоящее время, — уже прошел. Смысл следующий: наступило крайнее время, когда нужно подумать о пище для народа. Другие синоптики высказывают ту же мысль в различных выражениях: wraj pollhj genomenhj (Марк) и h de hmera hrxato klinein (Лука). Апостолы здесь называются maqhtai - учениками. Рассказ синоптиков подтверждается рассказом четвертого евангелиста, хотя дело у него представляется местами несколько иначе сравнительно с другими евангелистами напр. (Ин. 6:8, 9).

Христос намеревается дать им пищу. Но сам не начинает этого, а ожидает, пока обратятся к нему с просьбою, всюду, как я уже говорил, наблюдая правило: не прежде приступать к совершению чудес, как по просьбе. Но почему же никто из народа не подошел и не попросил Его об этом? Они безмерно Его уважали, и желанием быть при нем подавляли в себе чувство голода. Но и ученики Его не подошли и не сказали: накорми их, потому что еще были несовершенны. Но что они говорят? Позде же бывшу, говорит евангелист, приступиша ученицы Его, глаголюще: пусто есть место, и час уже мину; отпусти народы, да шедше купят брашна себе. Если ученики и по совершении этого чуда забыли о нем, и после кошниц думали, что Христос говорит о хлебах, когда Он учение фарисейское назвал квасом, то тем более, не видевши еще на опыте такого чуда, не могли ожидать чего-нибудь подобного (Мф. 16:16). И хотя Христос исцелил сперва многих недужных, однако ученики, и то видя, не ожидали чуда над хлебами. Столько еще были они несовершенны!

Иное толкование

Заметь мудрость Учителя, как прямо Он ведет их к вере. Не сказал вдруг: Я напитаю их; этому они не скоро бы поверили. Иисус же, говорит евангелист, сказал им, что же именно? Не нужно им идти, вы дайте им есть. Не сказал: «Я дам», но - «вы дадите», так как они еще считали Его простым человеком. Даже и после этого не возвысились они в понятиях: напротив, отвечают как простому человеку, говоря: у нас здесь только пять хлебов и две рыбы. Потому и евангелист Марк говорит, что они не разумели сказанного, потому что сердце их было окаменено (Мк. 6:52). Итак, поскольку они еще пресмыкались по земле, то Господь Сам начинает действовать.

Поелику наступил вечер, то Божественные Апостолы, видя толикое множество людей тощих, а место то пусто, и показывая любовь к ближнему и пастырское попечение, приступили к Пастыреначальнику Христу и сказали Ему: понеже место сие есть пусто и стало уже поздно, а народ не найдет здесь никакой пищи, то отпусти его, да идут в ближайшие небольшие грады и купят брашна себе. Приметь, что Матфей написал, что ученики, приступивше к Иисусу Христу, сказали Ему сие: Иоанн же повествует, что Иисус Христос вопросил Филиппа: «чим купим хлебы, да ядят сии?» (Ин. 6:5) Однако не мни, чтобы повествование сих Евангелистов противно между собою было. Ибо Иоанн написал прежде бывшее и от Матфея умолчанное, то есть, что прежде Иисус, «возвед очи и видев много множество народа, глагола к Филиппу: чим купим хлебы, да ядят сии?» Потом пришедши ученики, предложили Ему Матфеем повествуемое. Добре же сие описал Иоанн; ибо из сего уверяемся, что Бог и прежде прошения нашего видит нужду нашу и, яко милосердый Отец, печется о уврачевании оной. Из сего же оживотворяется в сердцах наших к Богу надежда, и утверждается и превозрастает. Но что ответствовал Иисус Христос, когда о сем предложили Ему ученики Его?

     Евангелист Матфей не рассказывает, чем именно Господь так долго занимался с народом, сообщая только, что Он исцелил больных их. Однако евангелист Марк восполняет сей пробел словами "и начал учить их много". Видите, как дивно дополняют друг друга евангелисты! Итак, Господь до позднего вечера учил народ. Это должно было продолжаться много часов. А за такое время вы можете прочитать все Евангелие. Значит, в одном сем случае Господь поведал из Своего Божественного учения столько, сколько составило бы целое Евангелие. Не прав ли в таком случае евангелист Иоанн, говорящий, что если бы записать все, что сотворил и сказал Иисус, то и самому миру не вместить написанных книг?

     Как милосердны ученики! Место здесь пустынное и время уже позднее. Люди взалкали, давно уже пора расходиться. Но дома их далеко, а они весьма голодны. Тут много и женщин, и детей. Нужно, чтобы они как можно скорее достали пищи. Пусть они пойдут в окрестные деревни и селения и купят себе хлеба.

Стих этот у Матфея несколько полнее, чем у других синоптиков. У последних нет слов: «не нужно им идти». «Вы дайте им есть» — эти слова одинаковы (в греч.) у всех трех евангелистов; только у Луки, может быть, правильнее вместо umeij fagein, как у Матфея и Марка, fagein umeij. У Иоанна эти слова пропущены. По Зигабену, «не нужно им» сказано вместо «не должно им».

Перед чудным насыщением пяти тысяч человек, ученики Господни хотели, чтобы народ был отпущен, но Господь сказал им: "не нужно им идти, вы дайте им есть". Заучим это слово, и всякий раз как враг будет внушать нам отказать просящему, будем говорить от лица Господа: "не нужно им идти, вы дайте им есть" - и дадим, что найдется под рукою. Много отбивает враг охоты благотворить, внушая, что просящий может быть не стоит, чтоб ему подано было, а вот же Господь не разбирал достоинства возлежащих: всех одинаково угостил, а, конечно, не все были одинаково Ему преданы; были, может быть, и такие, которые потом кричали: "распни". Таково и общее Божие промышление о нас:

"Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных" (Мф. 5:45)

Если бы Господь помог нам хоть мало-мало быть милосердыми, "как Отец наш небесный милосерд"!

     "Не требуют", вместо: "не должны". Не сказал: "Я напитаю их", потому что это показалось бы надменным, но повелевает ученикам дать им есть, чтобы только после того, как сами они засвидетельствуют недостаток пищи, по необходимости совершить Свое.

     Но Матфей, Марк (Мк. 6:35) и Лука (Лк. 9:12) говорят, что ученики напомнили Христу о том, что нужно отпустить народ для покупки съестных припасов, – а Иоанн (Ин. 6:5-7) говорит:

"возвед убо Иисус очи и видев, яко мног народ грядет к Нему, глагола к Филиппу: чим купим хлебы, да ядят сии;
Сие же глаголаше, искушая его: Сам бо ведяше, что хощет сотворити.
Отвеща Ему Филипп: двема стома пенязей хлебы не довлеют им, да кийждо их мало что приимет."

Так написал Иоанн.

     Вероятно, прежде ученики напомнили Христу, а после Он сказал им: не нужно им идти, вы дайте им есть. Потом Он поднял глаза и увидел другую большую толпу, которая еще шла, и тогда, как человек, искушал, или испытывал Филиппа, верит ли он тому, что Христос Сам может напитать всех. Испытывал же Он именно Филиппа, как более других несовершенного еще, или же чрез него направлял Свою речь и к другим, испытывая и их. Итак, очевидно, что Иоанн опустил то, что сказали другие евангелисты, – а что опустили они, об этом рассказал он.

     Се, какое смирение в словах Богочеловека! Сказав: «не требуют отъити», то есть, да не идут покупать брашна, не рече: "Я дам, и насыщу их", но: «дадите, говорит, вы им ясти», вы написайте их, — что самое и сбылось.

     Ибо Он, как ниже показывает Евангелист, благословением Своим умножил хлебы и рыбы: ученики же Его раздавали оные алчущему народу и оный насытили. Ты же из сего научись, что где недоумение и немощь естества, там действует сила и исполнение благодати, якоже Бог устами Богоглаголивого Павла рече:

«сила бо Моя в немощи совершается» (2Кор. 12:9)

     Посему-то сперва показан был всем недостаток в брашнах, по естественной причине; потом воссияла благодать всесильной десницы: ответ Апостольский всем ясно показал, что не было никакого средства к препитанию в той пустыне толиких тысячей народа.

Следует заметить, что Матфей, Марк и Лука говорят о пяти хлебах и двух рыбах, но не сообщают, что они были ячменные. Только один Иоанн говорит о ячменных хлебах. О мальчике, имевшем эти пять хлебов и две рыбки, читаем также у одного Иоанна. Подобное чудо в (4Цар. 4:42–44); только там двадцать ячменных хлебов и сто людей. См. также (Чис. 9:21, 22).

     Хотел Человеколюбец не токмо видеть, но и Своими руками осязать брашна, которые имели раздаваться алчущим, для того, чтобы ты познал, какое внимание и какая попечительность требуется при подаянии милостыни. Сим поступком глаголет тебе Господь: смотри и касайся пищи, или одеяния, или чего иного, что подаешь бедному; ибо если не будешь видеть и не прикоснешься, но положишься на раба твоего, или на другого кого: тот, если случится быть худых нравов, подаст бедному или мало, или напрасно и бесполезно.

     Но разве Христос не милостивее и не сострадательнее Своих учеников? Разве Он мог не знать, что народ голоден? Конечно, Христос милостивее и сострадательнее Своих учеников, и Он прежде их слов помнил о том, в чем нуждается народ. Еще в самом начале, как пишет евангелист Иоанн, Иисус, возведя очи и увидев, что множество народа идет к Нему, сказал Филиппу: "где нам купить хлебов, чтобы их накормить?" Но тут его обступили люди со своими больными. Господь сначала исцелил всех больных, а затем стал учить народ. И это продолжалось до темноты. И только тогда апостолы вспомнили, что народ голоден и нуждается в пище.

     Таким образом, Господь предвидел это с самого начала, но позднее намеренно не хотел говорить о том, ожидая, чтобы вспомнили сами апостолы. Сие было по двум причинам:
во-первых, чтобы укрепить в них сострадательность и милосердие,
а во-вторых, чтобы сделалось явным их бессилие без Него.

     Ибо Христос сказал апостолам: "не нужно им идти, вы дайте им есть". Он знает, что они этого сделать не могут, но говорит так, дабы они полностью осознали и исповедали свое бессилие. Они же сказали Ему: "у нас здесь только пять хлебов и две рыбы". По свидетельству евангелиста Иоанна, и это имевшееся малое количество пищи было не их, но одного бывшего там мальчика. Здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества? Сие сообщает Господу Андрей, Первозванный апостол, который, хотя и был со Христом дольше всех, не был еще совершенным в вере, раз спрашивал: но что это для такого множества?

     Хлебы были ячменные, что также не случайно. Из сего мы должны научиться, как говорит премудрый Златоуст, что следует довольствоваться простою пищей, а не выбирать лучшее, ибо, по его словам, «сластолюбие есть мать всех болезней и страстей».

     "Принесите их Мне сюда", – повелел Господь ученикам. Только теперь настал Его черед. Народ не в силах достать себе пищи; апостолы также исповедали свое бессилие помочь народу. Теперь настало Его время, теперь все созрело для чуда.

Для чего Христос воззрел на небо и благословил? Ему надлежало уверить о Себе, что послан от Отца, и что равен Ему. Доказательства же этих истин, по-видимому, противоречили одно другому. Равенство Свое с Отцом Он доказывал тем, что делал все со властью; а потому, что послан от Отца, не поверили бы, если бы не поступал во всем с великим смирением, не стал приписывать всего Отцу, и во всяком деле призывать Его. Вот почему Господь, в подтверждение того и другого, не делает ни того, ни другого исключительно, но творит чудеса иногда со властью, а иногда по молитве. Потом, чтобы в этих действиях Его не представлялось опять противоречия, в делах менее важных взирает на небо, а в важнейших все творит со властью, из чего ты должен заключить, что и в менее важных делах Он поступает так не по нужде в содействии, но воздавая честь Рождшему Его. Так, когда отпускал грехи, отверз рай и ввел в него разбойника, когда полновластно отменял ветхий закон, воскрешал многих мертвых, укрощал море, обнаруживал тайны сердечные, отверзал очи, - каковые дела свойственны одному Богу, а не другому кому, - ни при одном из этих действий не видим Его молящимся. А когда намеревался умножить хлебы, что было гораздо маловажнее всех прежде исчисленных действий, тогда взирает на небо, как в подтверждение Своего посольства от Отца, по замеченному мною выше, так и в научение наше, не прежде приступать к трапезе, как воздав благодарение Подающему нам пищу.

Но почему не творит хлебов вновь? Чтобы заградить уста Маркиону и Манихею, которые не признают Его Творцом, чтобы самыми делами научить, что все видимое произведено и сотворено Им, и чтобы доказать, что Он есть дающий плоды и изрекший в начале: "да произрастит земля былие травное"; также: "да изведут воды гады душ живых" (Быт. 1:11, 20). И настоящее чудо не маловажнее творения былия или гадов. В самом деле, пресмыкающиеся, хотя и сотворены вновь, однако сотворены из воды. А из пяти хлебов и двух рыб сделать так много - не маловажнее, чем произвесть из земли плод и из воды пресмыкающихся животных; это значило, что Иисус имеет власть над землею и над морем. Доселе творил Он чудеса над одними больными; а теперь оказывает всеобщее благодеяние, чтобы народ не оставался простым зрителем того, что происходило с другими, но сам получил дар. И что иудеям, во время странствования по пустыне, казалось чудным (так как они говорили: "еда и хлеб может дати, или уготовати трапезу в пустыне" (Пс. 77:20), то самое Господь показал на деле. Для того и ведет их в пустыню, чтобы чудо не подлежало решительно никакому сомнению, и никто не подумал, что для напитания принесено что-нибудь из ближнего селения. Для того евангелист упоминает и о времени, а не только о месте. Отсюда научаемся и другому, именно: познаем умеренность учеников в удовлетворении необходимых потребностей, и то, как мало заботились они о пище. Их было двенадцать человек; а они имели при себе только пять хлебов и две рыбы. Столь мало радели они о плотском, а занимались только духовным! Да и этих немногих хлебов не стали удерживать, а и их отдали, как скоро попросили у них. Отсюда должны мы научиться, что хотя имеем у себя и малость, и то обязаны отдавать нуждающимся. Когда им велено принести пять хлебов, они не говорят: что же будем есть сами? Чем утолим свой голод? - но тотчас повинуются. Кроме сказанного, по моему мнению, Христос и для того не творит вновь хлебов, чтобы привести учеников к вере: они были еще весьма слабы. Потому взирает и на небо. Они видели неоднократно примеры других чудес, а такого чуда еще не видали.

Итак, взяв, преломил и раздавал чрез учеников, делая им чрез это честь. Впрочем, Он сделал это не столько для чести их, сколько для того, чтобы, когда совершится чудо, они не остались в неверии и не забыли о бывшем, когда собственные их руки будут свидетельствовать о том. Для той же цели и народу дает сперва испытать чувство голода; для той же цели выжидает, чтобы ученики пришли и просили, чрез них же рассаживает народ, чрез них же раздает хлеб, желая, чтобы каждый предрасположен был к чуду собственным сознанием и опытом. По той же причине берет и хлебы от учеников, чтобы много было свидетельств о случившемся, и памятнее сделалось для них чудо. Если и при всем том забыли они, то что бы вышло, когда бы не приняты были такие меры? Господь повелевает возлечь на траве, научая тем народ простоте жизни; хотел не тело только напитать, но и душу научить.

Итак, Господь для того избрал такое место, дал не более, как хлебы и рыбу, предложил всем одну общую пищу и никому не уделил больше другого, чтобы научить смиренномудрию, воздержанию, любви, - тому, чтобы мы все равно были расположены друг к другу и все считали общим.

Рассказ у Матфея короче рассказа всех других евангелистов. Живописнее и подробнее — рассказ Марка. Лука добавляет, что Христос велел рассадить народ «рядами по пятидесяти».
У Матфея и Луки не говорится о раздаче рыб, хотя и сообщается о том, что Христос взял рыбы; у Марка и Иоанна — о раздаче и рыб. Златоуст говорит:
«когда (Иисус Христос) отпускал грехи, отверз рай и ввел в него разбойника, когда полновластно отменял ветхий закон, воскресив многих мертвых, укрощал море, обнаруживал тайны сердечные, отверзал очи, — каковые дела свойственны одному Богу, а не другому кому, — ни при одном из этих действий не видим Его молящимся. А когда намерен умножить хлебы, что было гораздо маловажнее всех прежде исчисленных действий, тогда взирает на небо, как в подтверждение Своего посольства от Отца… так и в научение наше, не прежде приступать к трапезе, как воздав благодарение Подающему нам пищу».

«У иудеев был прекрасный обычай — ничего не есть и не пить без молитвы» (по заповеди (Втор. 8:10) — Шюрер). Иларию неизвестно, где умножаются хлебы, на том ли месте, где была трапеза, или в руках принимающих, или же во рту вкушающих. Другие пытались определить явление ближе и говорили, что умножение происходило в руках учеников, потому что для Иисуса Христа осталось бы слишком мало времени, если бы Он Сам начал раздавать каждому из 5000 людей куски хлеба и части рыбы. Но и ученики, раздававшие хлебы, по вычислению Де-Ветте, должны были бы раздать обеими руками около 216 раз. А если каждый из них еще протягивал руку, чтобы получить хлеб и рыбы, то они 432 раза должны были протянуть руки. Такого рода вычисления, если только они не излишни, могут показывать, что некоторые сопровождающие чудо обстоятельства не выходили из пределов возможного или даже обычного. Иудейские хлебы обыкновенно бывали широки и тонки, походили на лепешки; вероятно, поэтому мы ни разу не слышим в Новом Завете о резании хлеба, а только — о преломлении. Цан замечает, что обстоятельное описание раздачи хлеба учениками и согласное показание евангелистов относительно равного числу апостолов числа коробов, куда были собраны не съеденные и оставшиеся на земле хлебные куски, усиливают впечатление, что участие во всем этом действии апостолов с начала до конца имело для рассказа существенную важность. Апостолы должны были прежде всего научиться, что им следовало исполнить поручение насытить народ даже тогда, когда для этого недоставало естественных средств.

     Почему Господь наш Иисус Христос воззрел на небо? Он не поступал так, совершая великие чудеса: отверзая очи слепым, очищая прокаженных, изгоняя из людей бесов, запрещая морю и ветрам, делая воду вином и даже воскрешая некоторых мертвых. Так для чего же исключительно в сем случае Он воззрел на небо, обратив взор к Отцу Своему Небесному?

     Во-первых, чтобы пред таким огромным количеством народа показать единство воли Своей и Отчей и тем опровергнуть злобную клевету фарисеев, утверждавших, будто Он все чудеса творит с помощью силы бесовской.

     Во-вторых, как Сын человеческий, чтобы явить людям образ смирения человека пред Богом и благодарности за все блага, от Бога нисходящие. Сходный пример подал Он нам и во время Тайной Вечери:
«благословив, преломил» (Мф. 26:26);
«взяв чашу и благодарив, сказал... взяв хлеб и благодарив, преломил» (Лк. 22:17–19).
Возблагодарил Он Отца Своего Небесного и благословил хлеб как дар Божий. Так и мы должны пред каждою трапезой, какою бы скромной она ни была, воздавать за нее Богу благодарение и хвалу и благословлять дар Его.

     В-третьих, как Сын Божий, чтобы при умножении хлебов, которое совершенно подобно новому творению, показать единство силы Троицы во Единице, Которая творит лишь как таковая. Отец, Сын и Дух Святой – Троица Единосущная и Нераздельная – есть Творец всего сущего.

     Господь наш Иисус Христос Сам, Своими руками, преломил хлебы. Для чего? Почему Он не повелел преломить их ученикам? Для того, чтобы мы видели Его благое желание накормить народ и Его величайшую любовь к людям. И чтобы мы чрез то научились: творя милостыню и давая дары, надо давать заботливо и с любовью, как и Он поступал.

Послушайте, колико поучений содержат сии Иисуса Христа слова.

Первое: «принесите Ми, говорит Он, их семо»; потом прилагает: «и прием пять хлеб и обе рыбе». Хотел Человеколюбец не токмо видеть, но и Своими руками осязать брашна, которые имели раздаваться алчущим, для того, чтобы ты познал, какое внимание и какая попечительность требуется при подаянии милостыни. Сим поступком глаголет тебе Господь: смотри и касайся пищи, или одеяния, или чего иного, что подаешь бедному; ибо если не будешь видеть и не прикоснешься, но положишься на раба твоего, или на другого кого: тот, если случится быть худых нравов, подаст бедному или мало, или напрасно и бесполезно.

Второе: «и повелев, пишет Евангелист, народом возлещи на траве». О сем пространнее повествует Богоглаголивый Марко, говоря, что Иисус Христос повелел весь народ посадить на зеленой траве, разделив по сту и по пятьдесять, расположив на обеды, так как делают хотя на одном месте находящиеся, но за разными столами посажденные. «И повеле им посадити вся народы на споды на траве зеленее. И возлегоша на лехи, по сту и по пятидесяти» (Мк. 6:39-40). Таковое расположение соделало и чудо для всех видимых, и раздаяние брашен удобным и равномерным: оно же прекратило всякое помешательство, так что все в благочинии, благообразии и тишины вкушали и насытились. Ты же, видя из сего, что благочиние Богу есть приятно и тебе полезно, все твои дела твори не бесчинно, не с шумом, но благочинно и в тишине, якоже небошественник Павел повелевает тебе, говоря: «вся благообразно и по чину да бывают» (1Кор. 14:40).

Третье: «и воззрев на небо». Взирает горе на небо, да научит, что Он с небеси сшел, и что не есть противобожник, но вся творит со Отцем и Святым Духом. Четвертое: благословляет хлебы и рыбы, якоже Богоглаголивый Лука вещает, говоря: «приим же пять хлеб и обе рыбе, воззрев на небо, благослови их» (Лк. 9:16), да и мы, «видя сие, глаголет Божественный Златоуст, за трапезою всегда сие творим» (в беседе на Матф.),то есть, чтобы и мы, по сему примеру Иисуса Христа, благословляли брашна наша, прежде нежели сядем за стол и вкусим предложенной на нем пищи и пития.

Пятое: преломляет потом хлебы и дает оные в руки учеников. И якоже во время Пророка Илии умножал Бог горсть муки и елей в чванце в руках Сарептской вдовы: тако тогда Иисус Христос размножил пять хлебов и две рыбы в руках Апостольских; якоже вода от источника, тако хлебы и рыбы от рук их источались, и ими разделяемы были тысячам там о бывшего народа. Из чего научаемся, что мы, какую бы вещь ни подавали бедным, все то подаем от данных нам Богом, еще же и тому, что милостыня приумножает имущество дающего оную. И так Иисус дал хлебы в руки учеников и разделил рыбы, якоже повествует священный Марко, а ученики раздали то множеству народа (Мк. 6:41).

И ВЕЛЕЛ НАРОДУ ВОЗЛЕЧЬ, — поучая простоте жизни, велел рассадить народ НА зеленую ТРАВУ, которой в эту приятную, весеннюю пору, в «месяц цветов», было много в том месте, так что все разместились рядами, по сто и по пятьдесят, чтобы удобнее было всех обойти, избегая давки и замешательства, И, ВЗЯВ (в святые Свои руки) ПЯТЬ ХЛЕБОВ И ДВЕ РЫБЫ, ВОЗЗРЕЛ НА НЕБО, как истинный Отец семейства, БЛАГОСЛОВИЛ.
«Для чего Христос воззрел на небо и благословил? — вопрошает святитель Златоуст и отвечает: — Ему надлежало уверить о Себе, что Он послан от Отца и что равен Ему. Равенство Свое с Отцом Он доказывал тем, что все делал с властью; а тому, что послан от Отца, не поверили бы, если бы не поступал Он во всем с великим смирением, не стал всего приписывать Отцу и во всяком деле призывать Его. Потому Господь творит чудеса иногда со властью, а иногда по молитве, причем поступает так не по нужде в содействии, но воздавая честь Рождшему Его. Он взирает на небо в подтверждение Своего посольства от Отца, и в научение наше не прежде приступает к трапезе, как воздав благодарение Подающему нам пищу».
И, ПРЕЛОМИВ тонкие ячменные хлебцы, ДАЛ ХЛЕБЫ и рыбы УЧЕНИКАМ, А УЧЕНИКИ, принимая куски от Его святых рук, обходили ряды возлежавших на траве и раздавали НАРОДУ.
Чудесное умножение совершалось сначала в собственных руках Спасителя, потом в руках апостолов и, наконец, в руках ядущих.

Первое предложение стиха Матфея буквально сходно с (Мк. 6:42); у (Лк. 9:17) переставлено слово «все»: «и ели и насытились все». (Ин. 6:12) дополняет: «(когда насытились), то сказал (говорит) ученикам Своим: «соберите оставшиеся куски, чтобы ничего не пропало». Этого последнего повеления, которое косвенно свидетельствует о действительности чуда, потому что при вымысле показалось бы странным, нет у других евангелистов. Но все они согласно говорят, что кусков собрано было 12 коробов (у Марка, кроме кусков хлеба, говорится и об остатках рыб). Тем (т. е. умножением хлебов) чудо еще не ограничилось. «Господь сделал, что оказался избыток, и избыток не в цельных хлебах, а в кусках, чтобы показать, что это точно остатки от тех хлебов и чтобы не находившиеся при совершении чуда могли узнать, что оно было» (Злат.). На вопрос, откуда взялись эти «короба» (kofinoi), отвечают, что они были обыкновенной принадлежностью иудеев. О них говорит даже Ювенал Сат. III:14 (judaeis, quorum cophinus foenumque supellet) и VI:542. Иудеи часто пользовались ими во время путешествий. В настоящем случае, впрочем, «коробов», по-видимому, было немного сравнительно с числом собравшихся. То, что в них было взято, было, вероятно, израсходовано на пути, и «короба» были уже пусты. Так как число коробов — 12, то, может быть, они принадлежали только апостолам.

Чтобы ты не подумал, будто Господь совершил чудо только призрачно, с этой целью хлебы умножаются. Двенадцать коробов оказывается для того, чтобы и Иуда понес и не был увлекаем на предательство, раздумывая о чуде. И хлебы умножает, и рыбы, чтобы показать, что Он - Творец земли и моря и что все, что мы едим каждый день, едим потому, что Он подает и пища Им умножается. В пустыне было чудо, чтобы кто-либо не подумал, будто из ближнего города купил Он хлебы и разделил народу; ибо была пустыня. Это сообразно с рассказом. По наведению же узнай, что когда Ирод, плотский грубый ум иудейский (ибо это означает в переводе слово Ирод), обезглавил Иоанна, главу пророков, то есть не поверил пророчествовавшим о Христе, Иисус на будущее время отходит в пустынное место, к язычникам, пустыне по отношению к Богу, и врачует недужных душою, затем и питает их. Если Он не отпустит нам согрешений и не уврачует болезней посредством крещения, то не напитает нас и причащением Пречистых Тайн, так как никто из некрестившихся не причащается.

Пять хлебов преломил и роздал, и эти пять хлебов в руках учеников не истощались. Но и тем чудо еще не ограничилось. Господь сделал, что оказался избыток, и избыток не в цельных хлебах, а в кусках, чтобы показать, что это точно остатки от тех хлебов, и чтобы не находившиеся при совершении чуда могли узнать, что оно было. Для того Христос попустил народу почувствовать и голод, чтобы не принял кто чуда за мечту; для того сделал остатков двенадцать кошниц, чтобы и Иуде было что нести. Господь и без хлебов мог утолить голод, но тогда ученики не познали бы Его могущества, потому что это было и при Илие (3Цар. 17:16). А за это чудо иудеи так удивились Ему, что хотели сделать даже царем, хотя при других чудесах никогда не покушались на то. Какое же слово изобразит то, как источались хлебы, как они растекались по пустыне? Как их достало для такого множества? Евших было пять тысяч, кроме жен и детей; и это служит большою похвалою для народа, что и жены и мужи следовали за Христом. Как могли быть остатки? Это тоже не маловажнее первого. Притом остатков вышло столько, что число корзин равнялось числу учеников, - ни больше, ни меньше. Господь отдал куски не народу, а ученикам, потому что народ не столько был совершен, как ученики.

И ЕЛИ ВСЕ И НАСЫТИЛИСЬ; сколько кто хотел. Это был скромный, но достаточный, а для голодных и усталых странников даже и восхитительный ужин. Так Господь оправдал перед народом Свое собственное обетование:
«Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33).

Окончилась чудесная трапеза; Господь повелел собрать ее остатки, чтобы ничто не пропало, уча нас бережливости в дарах Божиих. И НАБРАЛИ ОСТАВШИХСЯ КУСКОВ ДВЕНАДЦАТЬ КОРОБОВ ПОЛНЫХ, по корзине на каждого апостола, дабы, послужив чуду, и сами вкусили, и не находившимся здесь могли предложить от избытков этой дивной трапезы. Так трудящийся достоин пропитания, и служащий алтарю должен питаться от алтаря.

Все сие событие с наделением людей хлебами и рыбами, так же как и число хлебов и рыб и число коробов, полных оставшихся кусков, имеет еще и свой таинственный, внутренний смысл. Пред Своею смертью Господь назвал благословленный хлеб Телом Своим. И здесь Он творит сие, правда, не словом, но чрез число хлебов. Пять означает пять телесных чувств, а пять чувств представляют все тело.

Рыба означает жизнь. В первые века существования Церкви Христос изображался в виде рыбы, что и сегодня можно увидеть в древних христианских катакомбах и убежищах. Итак, Христос отдаст Тело Свое и жизнь Свою в снедь людям.

Но почему рыб было две? Потому что Господь и в Своей земной жизни принес Себя в жертву, и после воскресения приносит в Церкви Своей доныне.

Что означает то, что Он лично преломил хлебы? Означает, что Он добровольно приносит Себя в жертву ради спасения людей.

Почему Он дал хлебы и рыб ученикам, чтобы они раздали их народу? Потому что они воистину будут разносить Христа по всему миру и Им как животворящею пищей наделять народы.

Что означает то, что осталось именно двенадцать коробов кусков? Означает обилие жатвы с трудов апостольских. Жатва всякого апостола будет несравненно большей, чем посеянное им семя, как всякий короб содержал больше хлеба, чем тот, который голодные ели и им насытились.

Но все сии тайны суть глубоки и неисчерпаемы. Кто дерзнет слишком пристально вглядываться в их судьбы? Кто осмелится в сей временной жизни спуститься в их глубины? Пусть и намеков будет довольно для того, кому усладительно читать и слушать Евангелие. Сладостью Евангелия и ангелы упиваются. Чем больше человек его читает, молитвенно о нем размышляет и следует ему в своей жизни, тем больше отверзаются Евангельские глубины и благоухает Евангельская сладость. Господу нашему Иисусу Христу о сем подобает честь и слава, со Безначальным Его Отцем и Святым Духом – Троице Единосущной и Нераздельной, ныне и присно, во все времена и во веки веков. Аминь. (Сие чудотворное умножение хлебов Божественною силою Христовой вспоминается в дивной молитве при благословении хлебов на литии).

     Вот чудо из чудес и слава слав! Если столько людей возьмут только по одному кусочку размером с антидор, все-таки пяти хлебов вряд ли хватит. А здесь, взгляните: "И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных!" Если бы это был некий мираж, то не было бы сказано: "и насытились". Если бы даже и мог человек вызвать у другого иллюзию, что тот ест, однако миражом голодного насытить нельзя. А если это был некий мираж, откуда тогда двенадцать коробов, полных оставшихся кусков? Нет-нет, лишь закоренелые грешники могут назвать сие иллюзией. Однако это была действительность, как и бытие Бога есть действительность.

     Обратите внимание еще и на то, что при сем чуде никто не осмеливается сказать что-либо против или найти для него какие-либо глупые объяснения, как фарисеи поступали в случае с другими чудесами. Не только никто не говорил ничего против, но люди, видевшие чудо, сотворенное Иисусом, сказали:
«это истинно Тот Пророк, Которому должно придти в мир» (Ин. 6:14).

     Более того, они хотели придти, нечаянно взять Его и сделать царем. Такое огромное впечатление произвело сие воистину дивное чудо Христово на народ! Кто и когда хотел сделать царем какого-нибудь иллюзиониста? А здесь действительность и правда, и люди, воодушевленные этою действительностью и правдой, хотели силой заставить Христа быть их царем. И сие произошло бы, если бы Христос не удалился, помешав таким образом этому намерению воодушевленного народа.

Какое же слово изобразит то, как источались хлебы, как они растекались по пустыне? Как их достало для такого множества? Евших было пять тысяч, кроме жен и детей; и это служит большой похвалой для народа, что и жены и мужи следовали за Христом.

Лука и Иоанн сказали об этом раньше. У Марка просто около пяти тысяч мужей; у Матфея около пяти тысяч человек (мужей), кроме женщин и детей. Ориген эту речь Матфея считает «двусмысленной» (amfibolon), потому что неизвестно, было ли при насыщении только пять тысяч мужей, и не было ни одной женщины, и ни одного дитяти; или же, что пять тысяч мужей было, не считая женщин и детей. Некоторые, по Оригену, так и толковали это место, что ни женщин, ни детей совсем не было при умножении пяти хлебов и двух рыб. Но если женщин и детей совсем не было, то зачем нужно было евангелисту присоединять эту прибавку? Он мог бы выразиться так же, как и другие евангелисты, которые ни о женщинах, ни о детях не упоминают. Нельзя согласиться с мнением, что у Матфея — преувеличение, потому что чудо само по себе не представляется еще более великим, если среди собравшихся мужчин были еще женщины и дети. Что последние были, это Цан считает «самопонятным», потому что при таком большом числе мужчин, которые собрались преимущественно для того, чтобы получить исцеление, могли находиться и женщины, и дети. Сосчитаны были только мужчины. Женщин и детей было, вероятно, немного, и на них не обратили внимания при счете.

Велий еси Господи, и чудны дела Твоя, и ни едино слово довольно к пению чудес Твоих! Хотя бы на самые мельчайшие и почти невидимые крупицы разделить пять хлебов и две рыбы, то едва бы и по одной крупице досталось каждому из пяти тысяч: однако каждый из них, еще же и жены и дети, столько получили, что не только все ели и насытились, но и осталось двенадцать кошей или корзин полных. Остались же хлебы и рыбы для того, чтобы чудо не показалось мечтою: двенадцать кошей в остатке для того, чтобы каждый Апостол взял по единому кошу. Укрухи же, то есть, куски, а не целые хлебы и рыбы, остались для того, чтобы показывали, что они суть остатки благословенных и раздробленных пяти хлебов и двух рыб. Какой же ум может постигнуть, или какое слово довольно описать, как то, каким образом толикое множество людей пятью хлебами и двумя рыбами умножались и проистекали из рук Апостольских? Также, почему ни меньше, ни больше, а двенадцать кошей полных осталось? Единый токмо весть, каким сие было образом, то есть, сия сотворивый Бог.

Если в Его присутствии могли думать, что произведено нечто мечтательное, а не действительное, то не могли уже так думать в Его отсутствие. Поэтому-то, предоставляя ученикам строго исследовать случившееся, велел им взять с собою памятники и доказательства бывших чудес, и удалиться от Него. И в других случаях, совершивши что-нибудь великое, Христос отсылает от Себя народ и учеников, внушая нам чрез это никогда не гоняться за людскою славою и не привлекать к себе толпу. А словом: понуди евангелист выражает, что ученики не охотно разлучались с Ним. Христос отослал их под предлогом отпустить народ, а в самом деле - намереваясь взойти на гору. Сделал же это опять для нашего научения, чтобы мы и не всегда старались быть с народом, и не всегда избегали его, а напротив, из того и другого извлекали пользу, и попеременно были то в уединении, то в обществе, смотря по нужде.
Научимся же и мы быть с Иисусом, но не для чувственных даров, чтобы не заслужить упрека подобно иудеям. Он говорит: "ищете Мене, не яко видесте знамение, но яко яли есте хлебы, и насытистеся" (Ин. 6:26). Потому-то Он и не часто творит такое чудо, а только два раза, чтобы научить их не чреву служить, но непрестанно прилепляться к духовным благам. К ним-то и мы будем прилепляться, станем искать хлеба небесного и, приявши его, отложим всякое житейское попечение.
Если иудеи, оставив домы, города, сродников и все, пребывали в пустыне и, не смотря на голод, не отходили от Иисуса, то тем более нам, которые приступаем к такой трапезе, должно показать большее любомудрие, и возлюбить духовные блага, а потом уже искать чувственных. И иудеи не за то были порицаемы, что искали Его для хлебов, но за то, что главным образом и только из-за этого искали Его.

Кто пренебрегает великими дарами, а желает малых и таких, которыми он должен пренебрегать по воле дающего, тот лишается и первых; наоборот, если любим первые, то он прилагает и последние, потому что они служат добавкою к первым. Так они малоценны и маловажны в сравнении с первыми, сколько бы ни казались сами по себе великими. Итак, не будем заботиться о благах чувственных, будем считать и приобретение, и потерю их для себя делом безразличным, подобно Иову, который, и обладая благами, не прилеплялся к ним, и лишась не искал их.
Потому они называются и благами, что мы должны употреблять их на нужды, а не потому, что должны зарывать их в землю. Как всякий художник знает свое только художество, так и богатый не умеет ни ковать, ни строить кораблей или домов, ни ткать, ни другого чего-либо подобного; а потому пусть учится употреблять свое богатство как должно, быть милосердым к неимущим, и тогда он будет знать искусство, лучше всех исчисленных.

И подлинно, это искусство выше всех других. Для него мастерская устроена на небесах. Орудия его - не железо и медь, а благость и добрая воля. Наставник в этом искусстве - Христос и Отец Его. Потому сказано: "будите милосерди, якоже Отец ваш небесный" (Лк. 7:36). И что удивительно, это искусство, будучи настолько всех других лучше, не требует ни труда, ни времени для занятия им. Стоит только захотеть, и все сделано.
Посмотрим же, каков и конец этого искусства. Итак, что бывает концом его? Небо и небесные блага, неизреченная слава, духовные чертоги, светлые светильники, обитание с Женихом и все то, чего никакое слово, никакой ум не могут представить, так что и в этом оно много отличается от других искусств. Большая часть искусств полезны нам только в настоящей жизни, а это полезно и в будущем веке. Если же оно столько превосходит искусства, необходимые для нас, как напр. врачебное искусство, зодчество и прочие, им подобные, то еще более превосходит те, которые, по тщательном исследовании, нельзя даже назвать и искусствами. Почему я все таковые излишние искусства и не почитаю искусствами. На что напр. нужны нам искусства стряпать и приправлять кушанья? Ни на что. Напротив, они даже бесполезны, крайне вредны, потому что повреждают душу и тело, легко приучая к сластолюбию, которое есть мать всех болезней и страданий. Кроме этих искусств я не назвал бы также искусствами живопись и уменье выводить узоры, потому что они вводят только в лишние издержки; а искусства необходимые, служащие к поддержанию нашей жизни, должны доставлять и приготовлять нам нужное. Бог на то и дал нам мудрость, чтобы изобретать способы, как поддерживать бытие свое; а изображать животных на стенах, или на одеждах, скажи мне, полезно ли к чему-нибудь? Потому-то многое надобно бы выкинуть в ремесле сапожников и ткачей. Они многое ввели для щегольства; что было нужного, то испортили, и к искусству примешали ухищрение. Тоже случилось и с зодчествами. Доколе оно строит домы, а не театры, занимается необходимым, а не излишним, - я называю его искусством. Точно также и искусство ткать, доколе оно готовит нужное для одежды, а не подражает паутинам, не тратит трудов на произведения смешные и пышные без меры, - называю искусством же. Не отниму этого названия и у сапожного ремесла, доколе оно занимается приготовлением обуви. Но когда оно мужчин преображает в женщин, и посредством обуви дает им вид изнеженных и слабых тогда, - причисляю его к ремеслам вредным и излишним и не могу назвать уже искусством. Знаю, что, занимаясь такими предметами, для многих покажусь мелочным; но это не остановит меня.

Причина всех зол именно в том и заключается, что многие считают такие грехи маловажными, а потому не обращают на них внимания. Иной скажет: какой грех может быть маловажнее того, что человек носит красивые, светлые и обтягивающие ногу сапоги, если только можно назвать это грехом? Хотите ли, я изощрю на него язык свой, и покажу всю его гнусность? Выслушаете ли меня без гнева? Впрочем, если и погневаетесь, мало о том забочусь. Вы ведь виновны в этом безрассудстве, - вы, которые не почитаете этого греха и за грех, и тем заставляете нас вооружиться обличением против такой роскоши.

Так исследуем и рассмотрим, как велико это зло. Когда ты вышиваешь сапоги свои шелковыми нитями, которыми неприлично испещрять даже одежду, - каких укоризн, какого смеха достойно это? Если же ты пренебрегаешь нашим мнением, то выслушай сказанное Павлом, который со всею строгостью запрещает это, и тогда почувствуешь, как это смешно. Что же говорит Павел?
"Не в плетениих, ни златом, или бисером, или ризами многоценными" (1Тим. 2:9).
Стоишь ли ты какого извинения, когда Павел и жене не позволяет носить драгоценные одеяния, а ты допускаешь такую пышность в сапогах, и выдумываешь тысячи нарядов, достойных осмеяний и порицания? Для этих нитей строят корабли, набирают гребцов, кормчего и корабельщика, распускают парусы, переплывают море; для них купец, оставив жену, детей и отечество, вверяет жизнь свою волнам, отправляется в страну варваров, подвергается бесчисленным опасностям, а ты, после всего этого, взяв эти нити, нашиваешь себе на сапоги, украшаешь кожу.

Что может быть хуже такого бессмыслия? Не таково было одеяние древних; напротив, оно прилично было мужам. Из этого заключаю, что со временем наши юноши без всякого стыда будут употреблять женскую обувь. И, что всего несноснее, отцы, смотря на это, не негодуют, а считают это ничего незначащим. Хотите ли, скажу нечто и того еще несноснее? То именно, что делается это тогда, как у нас много бедных. Хотите ли, представлю вам Христа, томимого голодом, нагого, преследуемого, связанного? Скольких молний достойны вы, которые не хотите обратить внимания на Христа, не имеющего нужной пищи, и между тем с такою заботливостью украшаете кожи! Христос, когда давал наставления ученикам Своим, не позволил им даже иметь сапогов, а мы не только не умеем ходить босыми ногами, но и обуваться, как должно. Что же может быть беспорядочнее, смешнее этого? Все это показывает человека изнеженного, грубого, жестокого и суетного. Достанет ли досуга заняться чем-либо нужным тому, кто тратит время на такие излишества? Достанет ли досуга такому юноше позаботиться о душе, или даже подумать, что есть у него душа?

Тот мелочен, кто принужден удивляться пышной обуви;
тот жесток, кто для нее презирает нищих;
тот чужд всякой добродетели, кто все свое старание употребляет на такие наряды.

С любопытством рассматривая доброту нитей, живость красок, вытканные из них узоры, найдет ли он время воззреть на небо? Есть ли время подивиться красоте небес тому, кто пристрастился к красоте кож и поник в землю? Бог простер небо и возжег солнце для того, чтобы привлечь взор твой горе; а ты принуждаешь себя потупляться в землю, подобно свиньям, и повинуешься дьяволу.

Подлинно злой этот дух изобрел такие гнусные вещи, чтобы, отвлекши тебя от небесной красоты, привлечь ими к земле. И Богу, указывающему небо, предпочитается дьявол, показывающий кожи, или даже и не кожи (потому что и они - произведение Божие), а напыщенность и ухищрение. Поникши к земле, идет юноша, которому надлежало бы мудрствовать о небесном; тщеславится своими сапогами более, чем какою-нибудь важною заслугою; едва ступает по торжищу, сам себе причиняя напрасные печали и огорчения, - боясь, как бы в ненастье не замарать сапоги грязью, а в летнее время не запылить. Что скажешь на это, человек? Такою роскошью ты всю душу свою поверг во прах, и беспечно смотря на то, что она пресмыкается по земле, так много заботишься о сапогах! Подумай, для чего они употребляются, и устыдись того мнения, какое об них имеешь. Сапоги сделаны для того, чтобы попирать ими грязь, навоз и всякую нечистоту на полу. Если это для тебя несносно, возьми повесь их на шею, или положи на голову.

Вы смеетесь, слушая это; а мне приходится плакать, видя безумие таких людей и их заботливость о сапогах. Они скорее согласятся замарать в грязи тело, нежели эти кожи. Такие люди сколько бывают мелочны, столько, с другой стороны, сребролюбивы. Кто привык до безумия заботиться о таких украшениях, тому надобно много тратить на одежду и на все прочее, а потому и большие иметь доходы. Если отец у него щедр, то такой человек более и более предается этому пороку, и дает усиливаться безрассудной прихоти; а если скуп, то принужден прибегать к другим бесчестным средствам, чтобы иметь деньги на такие издержки. Вот отчего многие из молодых людей продали красоту свою, сделались шутами у богатых и унизились до других рабских услуг, чтобы за это приобресть только возможность исполнять такие свои прихоти. Отсюда видно, что такой человек будет сребролюбив и суетен, нерадивее всякого в делах нужных, и неминуемо впадет во многие проступки.
Неоспоримо также и то, что он должен быть жестокосерд и тщеславен. Жестокосерд, когда, видя бедного, по страсти к нарядам, не удостаивает его и взора, и хотя сапоги украшает золотом, но на нищего, истаевающего от голода, не обращает и внимания. Тщеславен же, когда ничтожными вещами старается уловить внимание зрителей. Не столько ведь, думаю, военачальник гордится победами, сколько распутный юноша нарядностью сапогов своих, длинными одеждами, прическою волос, хотя всем тем обязан искусству других. А если тщеславятся чужим, то как не тщеславиться своим? Сказать ли еще и того худшее, или для вас довольно и этого?
Итак, окончим наше слово. Да и это говорил я для тех, которые упорны и не находят в таких нарядах ничего неприличного. Знаю, правда, что многие юноши не обратят и внимания на слова мои, потому что упились уже страстью. Однакож из-за этого не должно молчать. Если у отцов есть ум и они еще в силе, то они могут и по неволе обратить их к должной благопристойности.

Итак, не говори: и то не важно, и другое не беда. Это-то именно все и губит. Следует учить их и относительно таких предметов и в самых, по-видимому, малостях делать степенными, великодушными, пренебрегающими наряды. Таким образом они успевают и в важнейшем. Что маловажнее изучения азбуки? Однакож, начавшие с нее делаются риторами, софистами, философами. А не знающие азбуки и этих наук никогда не узнают. Все же это говорим не для одних только юношей, но и для жен и девиц. И они ведь подлежат тем же упрекам и тем более, что девице особенно нужна скромность. Итак, все сказанное юношам, приложите и к себе, чтобы нам опять не повторять того же. Но время уже заключить слово наше молитвою.

Помолитесь же вместе со мною, чтобы юноши, особенно христианские, могли жить скромно и достигнуть приличной им старости; ведь тем, которые не так живут, не хорошо дожить и до старости. Но кто в молодости живет как старик, тому желаю дожить до глубоких седин, сделаться отцом добрых детей, возвеселить своих родителей, а прежде всего - Бога, его сотворившего; совершенно освободиться не только от недуга щеголять обувью и одеждами, но и от всех душевных болезней. Какова невозделанная земля, такова и юность, оставленная в небрежении: она произращает много терний.

Итак пустим огонь Духа, попалим злые вожделения, обработаем нивы, приготовим их к принятию семян; потщимся, чтобы наши юноши были целомудреннее иных стариков. То и достойно удивления, когда целомудрие блистает в юноше. Кто целомудрен в старости, тот заслуживает небольшую награду; его самый возраст делает уже целомудренным. Чудно то, чтобы среди волнения наслаждаться тишиною, в пещи не сгорать, в юности не предаваться распутству.
Помышляя об этом, поревнуем блаженному Иосифу, просиявшему всеми этими добродетелями, чтобы удостоиться тех же венцов, которых и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Лука пропускает весь дальнейший рассказ. Марк добавляет, что Спаситель понудил учеников отправиться на другую сторону «к Вифсаиде», т. е., как нужно предполагать, к западной Вифсаиде, у Капернаума. Это подкрепляется (Ин. 6:17), где прямо указывается на Капернаум. Если бы у нас был только рассказ Матфея и Марка, то причины, почему Спаситель понудил Своих учеников отправиться на другую сторону озера, были бы совершенно неясны. Оба евангелиста ограничиваются объективно-историческим изложением фактов, причем их выражения, за исключением некоторых отдельных слов, буквально сходны. Причины переправы учеников через озеро объясняет Иоанн только в одном своем Евангелии. При этом из двух стихов (Ин. 6:14, 15) лишь последняя часть (Ин. 6:15 совладает несколько с (Мф. 14:23) и (Мк. 6:46).

Пораженный чудесным умножением хлебов, народ хотел силой взять Иисуса Христа и провозгласить Царем. Господь видел эти намерения и поспешил воспрепятствовать их исполнению. И ТОТЧАС, по совершении чуда, ПОНУДИЛ ИИСУС УЧЕНИКОВ СВОИХ, которым не хотелось разлучаться с Ним особенно теперь, когда им показалось, что настает час исполнения и их заветных надежд — видеть Его Царем Израилевым, но Он повелел и надо было повиноваться: ВОЙТИ В ЛОДКУ И ОТПРАВИТЬСЯ ПРЕЖДЕ ЕГО НА ДРУГУЮ СТОРОНУ, на западный берег моря Галилейского, к другой Вифсаиде, что была близ Капернаума, - ПОКА ОН ОТПУСТИТ НАРОД. Господь хотел научить Своих апостолов не гоняться за человеческой славой, не привлекать к себе с этой целью толпы, и вместе с тем желал, чтобы они лучше вдумались, наедине, без Него, в то чудо, в котором они были сами участниками, и видимое доказательство которого (корзины с хлебом) было в их руках.

Иаков Брат Божий говорит: "Всякую радость имейте, егда во искушения впадаете различная" (Иак. 1:2). Не просто говорит: "радуйтесь", но - "всяку радость имейте", говорит; не увещевает он нас к неощущению скорби, - ибо это и невозможно, но - советуя, чтобы имели богоугодное устроение души, более сильное, чем - чувство скорби. "Всякую" же сказал он, "радость", т.е. совершенную, величайшую, непрестающую, и особенно тогда, когда явятся многовидные искушения. Почему это? Потому что благодаря стойкости в искушениях мы укрепляемся и становимся более испытанными пред лицом Божиим. И не только это, но и более опытными становимся в искушениях; потому что это самое и Премудрость Соломонова говорит относительно Святых:
"Яко Бог искуси их, и обрете их достойны Себе" (Прем. 3:5)
Разве такое искушение не достойно - всякой радости? Это и Бог, говоря Иову, освободил его от печали вследствие искушения:
"Мниши ли Мя инако тебе сотворша, разве да явишися правдив?" (Иов. 40:3).

Что этим Господь говорит ему? - Я с тобою так поступил, испытывая твою веру в Меня, когда ты находился в добром здравии и доброй славе и благоденствии, - и ты явил себя праведным, пользуясь всем этим согласно Моей воле, когда она даровала тебе это и когда Я пожелал, распределяя и управляя этим. Я поступил с тобою так, испытывая твою веру в Меня, когда ты находился в болезненном состоянии, в бесславии и бедности, - и ты явил себя праведным, говоря:
"Аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим?" (Иов. 2:10).

Итак, откуда - терпение в искушениях? - От знания, что это посылается ради испытания веры в Бога; так что искушения являются как бы средством проверки верных. Посему и Брат Господень Иаков, увещав нас радоваться, когда мы встречаемся с искушениями, присовокупляет: "Искушение вашей веры соделывает терпение, терпение же", говорит, "дело совершенно да имать". Когда взыдут на тебя искушения, говорит, пусть добродетельные дела не становятся у тебя ущербленными, но вместе с терпением пусть прибавится тебе и совершенство добродетели. Поскольку же чрез то, что не зависит от воли человека, взятое само по себе, не усовершенствуется человек, но необходимо, чтобы с этим было сопряжено и то, что зависит от его воли, как то: благоразумие, праведность, любовь к Богу и к ближним и проявления этой любви, - потому что и это нам необходимо для совершенства, - то посему в своем Послании к нам этот божественный Апостол, присовокупляет:
"Терпение же дело совершенно да имать, яко да будете совершенни и всецели, ни в чем лишени", говоря это прямо, как если бы говорил: если желаете веру вашу в Бога явить совершенной, то не только доблестно переносите приходящие со вне невзгоды, но и сами от себя делайте богоугодные дела, хотя бы они и были связаны с большими трудом; потому что когда деятельность идет рука об руку со страданием по причине добра, они человека делают совершенным о Бозе.
Почему же он не сказал: "Радуйтесь, когда творите добродетель", но: - "когда найдетесь в искушениях"? - Потому что делание добродетели зависит от нас и находится в нашей власти; впасть же в искушения не от нас зависит. Поскольку же без них не бывает ни совершенства, ни обнаруживания веры в Бога, то поэтому когда человек стремящийся к совершенству веры, впадет в искушения, пусть радуется, как нашедший то, благодаря чему получит совершенство. Потому что искушения - полезны совершенным в вере ради проявления своего совершенства; но что еще удивительнее, так это - то, что искушения, нападая и на несовершенных, делают их совершенными; что явствует и из самых читанных сегодня Евангельских слов.

Но мы предложим их вашей любви с самого начала:
"Во время оно, понуди Иисус ученики Своя влезти в корабль, и варити (ожидать) Его на оном полу, дондеже отпустит народы. И отпустив народы, взыде на гору един помолитися" (Мф. 14:22, 23).
О каком "оном времени" мы сказали? - О том, когда пятью хлебами и двумя рыбами Он в таком обилии насытил пять тысяч мужей с женами и детьми, что и 12 корзин были наполнены избытком кусков, - как это мы слышали в церкви в прошлое воскресение.

Возможно, что кто-нибудь недоумевает: по какой причине Господь понудил Учеников войти в лодку. Можно было бы сказать, что Он и внешнюю обстановку устраивает для дел, ради совершения которых Он пришел на землю. Я же был бы в недоумении, если бы Он не понудил (Учеников войти в лодку): потому что желая делами представить Себя примером для всех всего прекрасного, Он, после того как показал, как долженствует иметь общение с толпами, так чтобы от этого была польза для их душ и тел, имел еще показать и как надо иметь общение с Богом, именно: возводить к Нему ум свой, освободившись от всего низменного; во многом же побуждает к сему одиночество и пустыня и сущая в ней тишина.

Ученики же любили всегда быть с Ним и с трудом разлучались от Него, и поэтому как бы Он мог один взойти на гору, если бы не понудил их войти в корабль и отправиться прежде Него на другую сторону? Но и иное возможно видеть в этом. Именно: как тогда, после того, как исцелил и научил и напитал множество чудесным образом, отпустив их и взойдя на гору, понудил Он Учеников Своих отдать себя морю и волнам, так затем, после того, как, чрез Свое Воплощение, исцелил наше естество и научил и напитал Собою [Лат. перевод: "Своим Собственным Телом" - прим. ред.], оставив нас телом, и взойдя на небо, послал Он Учеников Своих в мир весь, а это - то же, что сказать: в сланое, как исполненное испытаний, море народов, куда как бы в корабле с Евангелием и Церковью в Евангельском духе, они были отданы. Не только же Он послал их, но и понудил. Если кому известно то, что повествует Иоанн возлюбленный Христу Богослов; если кто знает, почему была допущена скорбь, бывшая при Стефане и последовавшее гонение; тот понимает, что я хочу сказать: ибо Ученики и не хотели уходить из Иерусалима, но принужденные гонением, рассеялись по миру, и таким образом исполнили свою миссию.

Не кажется ли несколько странным, что Иисус повелевает Своим ученикам одним войти в лодку и отправиться на другую сторону прежде Его? Почему Он так делает?

Во-первых, из-за того, что было;
и во-вторых, из-за того, что будет.

Пусть они как можно скорее отделятся от народа и наедине предадутся размышлению и собеседованию о великом чуде умножения хлебов. И пусть отправятся в плавание, в котором Господь наш Иисус Христос вскоре явит им новое, небывалое чудо, а именно – пойдет по морю, как по суше. Господь заранее прозирал и то, что случится, и то, что Он сделает. Ученики, ничего не предвидя и, конечно, удивляясь тому, что Господь понуждает их отправляться, оставили Его с народом, пошли вниз к морю и спустили лодку на воду. Несомненно, причиною того, что Господь спешно отослал апостолов из толпы народа, было и Его желание уберечь их от гордости и самовосхваления пред народом: вот, они, дескать, последователи и ученики такого невиданного Чудотворца! Как хотел Он научить их смирению, сказав: вы дайте им есть, так и теперь, отсылая их, Он хочет уберечь их от гордости и от превозношения Учителя. И, наконец, Он хочет явить им Свою бесконечную кротость и смирение пред Богом тем, что после столь величественного чуда удаляется на гору, дабы помолиться наедине. Ему не нужно было прямо им о сем говорить – они уже были достаточно знакомы с Его обычаем часто уединяться для молитвы.

Впрочем, разве именно в тот день Он как раз намеренно не удалился в пустынное место, оставшись один, после вести о страшной казни Иоанна Предтечи? Пусть видят ученики, что Он не забыл, для чего пришел в место пустынное, а прежде всего – пусть видят и знают, что неожиданно сотворенное Им великое дело и все похвалы и величания со стороны восхищенного народа ни в меньшей степени не поколебали Его душевного мира и Его кротости и не отвратили Его от намерения помолиться наедине.