Перейти в календарь
1. Святые мученики Хрисанф и Дария и другие с ними.
в РПЦ в этот день чествуются: мученики Хрисанф и Дария (283) и с ними мученики Клавдий трибун, Илария, жена его, Иасон и Мавр, сыновья их, Диодор пресвитера и Мариан диаконСей Хрисанф был единственным сыном некоего знатного вельможи Полемия, переселившегося из Александрии в Рим. Как сын богатых родителей Хрисанф изучил все светские науки под руководством самых [знаменитых и] образованных учителей. Но светская мудрость лишь смутила его, не ответив на вопрос, что есть истина. От этого угнетала его печаль. Но Бог, промышляющий обо всех и обо всем, умягчил его скорбь: в руки юного Хрисанфа попало Евангелие и Книга Деяний святых Апостолов. Прочитав их, Хрисанф был осиян истиной. Но он желал найти наставника и обрел его в лице некоего Карпофора, священника, который огласил его и крестил. Однако это не понравилось его отцу, всячески пытавшемуся отвратить сына от Христовой веры. Не сумев ничего сделать, злобный отец сначала захотел развратить Хрисанфа, запирая его в комнатах с бесстыжими девицами. Но Хрисанф и в этом одолел самого себя и соблюл чистоту. Тогда отец заставил его жениться на языческой девушке Дарий. Однако Хрисанф вразумил Дарию, так что приняла она веру Христову и жили они, как брат и сестра, хотя [в чужих глазах] и представлялись супругами. Когда умер отец, Хрисанф начал дерзновенно исповедовать Христа и жить по-христиански. [В этом] за ним [последовал] и весь его дом.
В правление царя Нумериана и он, и Дария были ужасно мучимы за веру. Впрочем, и сам мучитель Клавдий, видя терпение этих честных мучеников и чудеса, являемые при их истязаниях, принял Христову веру со всей своей челядью. За это Клавдия утопили в море, обоих его сыновей обезглавили, а его супруга, прочитав молитву, скончалась на месте казни. Дария же так стойко переносила мучения, что язычники кричали: «Дария — богиня!»
Наконец, было издано повеление засыпать живьем Хрисанфа и Дарию камнями и землей в глубоком рву. На этом месте впоследствии построили храм. Близ того рва находилась пещера, в которой однажды, в память святых мучеников Хрисанфа и Дарий, христиане собрались на молитву и Причащение Святых Тайн. Узнав об этом, толпа язычников завалила вход в пещеру — и [тем самым], причинив христианам смерть, изгнала их из мира сего в мир лучший, где вечно царствует Христос Господь. Эти славные мученики Хрисанф и Дария и прочие с ними, в том числе священник Диодор и диакон Марион, пострадали за Христа в Риме в 283 и 284 годах.
2. Мученик Панхарий.
Родом из [города] Вилапаты в Германии. Был вельможным чиновником при дворе императоров Диоклетиана и Максимиана. Сначала отрекся от Христа, но потом, вняв увещаниям матери и сестры, вернулся к вере Христовой и погиб за нее в 302 году.
3. Стихотворение
Святой Хрисанф девицу Дарью учит:
- Оставь, девица, всю земную ложь,
Не почитай богами жалкие кумиры,
Ведь на земле ты правды не найдешь.
Правда - у Бога единого,
Единого Бога Троичного,
Сотворшего всё мироздание
И человека - венец создания.
Он один бессмертный,
Единый животворящий,
Одежды из брения ткущий,
Дух благой облачающий;
Душа наша — благо духовное,
В прах тела Творцом облеченное.
Лелеять ее надлежит нам
Невесту Христа нареченную.
Оставь же, девица, плотское,
Ведущее к скорби и горечи,
Не смотрит Всевышний на плоти сосуд,
Но лишь на цветы, что в сей вазе цветут.
Девица, сегодня одетая в смерть
И завтра же ею снедаемая,
Укрась свою душу цветами добра,
Уверовать в Господа, дева, пора!
Ты саженцы добрые в сердце посей,
Надеждой, любовию их огради,
Всежизненным Духом их щедро полей,
Исторгни из них всякий корень греха,
Взойдут все цветы добродетелей,
Любви, благочестия и покаяния,
Терпения, милости и воздержания,
Надежды, и кротости, и послушания.
Душа твоя - песня рассветная, райская,
Ее аромат - словно лилия майская.
И чтобы вселить в свою душу Создателя,
Небесного Бога, ее сотворившего,
Послушала Дарья Хрисанфа всем сердцем;
Душу свою со Христом обручившая,
Тело на муки она предала
Вместе с Хрисанфом, другом и братом;
А Бог насадил их в раю всебогатом,
И райские кущи украсил их светлыми душами.
4. Рассуждение
«Эта милость (Божия) — воскрешающая нас и после того, как мы согрешили, больше той милости, которой дано было нам бытие, когда мы еще не существовали. Слава, Господи, безмерной Твоей милости!»
Так говорит преподобный Исаак Сирин. Он хочет сказать: величайшую милость проявил Бог к нам, сотворив нас из ничего. И это воистину так. И земные родители величайшее милосердие оказывают растленному и пропащему сыну, когда снова его принимают, всё ему прощают, научают добрым манерам, очищают его, лечат до полного выздоровления и опять делают его своим наследником, [более желанным,] нежели когда они его родили.
Когда юный Панхарий, осыпаемый царскими почестями, отрекся от Христа, его мать написала ему письмо, полное скорби и боли:
«Не надо бояться людей, — учила она его, — страшиться надобно Суда Божия. Перед царями и вельможами надлежало тебе исповедовать веру в Господа Иисуса, а не отказываться от Него. Вспомни слова Спасителя":
"Кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным" (Мф. 10:33)
Сын принял совет матери, устыдился самого себя, исповедал пред царями свою веру во Христа и умер за Христа мученической смертью, чтобы вечно жить с Ним. Так блаженная мать Панхария стала причиной нового рождения своего сына, рождения духовного, которое важнее того первого, плотского.
(Прим. - Ред.)
Догматическое богословие: апостасия (богоотступничество)
Апостаси́я (греч. ἀποστασία – отступничество, измена, мятеж):
1) отступничество от Бога, вероотступничество;
2) измена христианской вере и отпадение от нее.
В греческом тексте Ветхого Завета (Септуагинта) слово «апостасия» встречается в значении отступничества от Бога (Иер. 2:19), (Нав. 22:22), и имеет четкий религиозный смысл.
В Новом Завете слово «апостасия» означает вероотступничество или отступление от христианской веры (Лк. 8:13), (1Тим. 4:1-3), (Евр. 3:12), (2Пет. 2:20, 3:17).
Со времен святителя Киприана Карфагенского в Церкви встречается понятие «апостат» (от греч. ἀποστάτης – отступник), которое применяется к христианам, отпавшим от веры во время гонений.
Апостасия как мировое явление пророчески предсказано апостолом Павлом, считающим ее одним из основных признаков эсхатологических событий, предшествующих Страшному Суду:
«ибо день тот не придет, доколе не придет прежде отступление» (ή αποστασία) (2Фес. 2:3).
источник: сайт "Азбука веры"
Самая существенная черта апостасии, по определению, открывается в самом слове. Отступление или предательство есть внутренний разрыв с Богом и с Божественным предназначением и сознательное – вследствие этого разрыва – следование теми путями, которые по нечистым душевным склонностям почитаются желательными.
Апостасия совершается, как правило, в духе принципиального атеизма, либо довольно злобного, либо, как в конце ХХ века, главным образом благожелательно-равнодушно-полупрезрительного. Апостасия может совершаться и в духе тех философских начал, которые хотя и не отрицают бытия Божия, но и не принимают чистого и ясного объективного о нем откровения (Ветхий и Новый Завет), и потому вероучительно осуществляется в виде деистических, пантеистических или каких-либо иных философских надуманностей; нравственно же – преимущественно через внешнее и слабеющее исполнение нормативов, врожденных или полученных в общественном воспитании и не имеющих объективных признаков.
Апостасия может совершаться и в церковных кругах, главным образом, среди людей либо духовно необразованных и не принявших, как следует ни догматических, ни нравоучительных знаний; либо крайне нравственно немощных, не желающих отказаться от веры, но и не склонных прийти к ее полноте, особенно в живом, деятельном воплощении нравственных христианских начал.
Для осуществления полной апостасии «народу антихриста» необходимо развитие в духе крайних индивидуалистических начал, крайняя атомизация общества, отсутствие подлинного единства на основаниях божественной правды и добра и – напротив – единение многих в разного рода «разбойничьи» союзы. Кроме того, церковное знание полагает в нравственном содержании развитие двух главных греховных проявлений – гордости и блуда.
Апостасия после пришествия в мир Христа означает ожидание в духе антихриста («ибо любви в истине не приняли»). Конечно, большей частью, ожидающие только по возникающему порою чувству томления могут догадаться, что они чего-то или кого-то ждут, но большею частью, они ни о чем не догадываются. Правоверные иудеи ждут мессии, а поскольку Мессия уже явился, то они, конечно, дождутся, но анти-мессию, антихриста. Его противление Христу будет особенным, впрочем, в том же духе, но в несравненно большей силе: «превозносящийся превыше всего, что называется Богом», – говорится о нем (2Сол. 2:4).
Особенность его противления будет не только в степени, но и в содержании. Ибо чрезвычайный иллюзионизм его натуры будет состоять в том, что, будучи противником Христа на деле, он будет стремиться быть во всех отношениях подобным ему, начиная от рождения, воплощения от мнимой девицы и как бы помимо мужского семени, и кончая многообразными, но тоже мнимыми чудесами, которые он сотворит, пользуясь значительными достижениями современной ему науки и магическими знаниями.
Всяческий иллюзионизм жизни будет главной формой явления апостасии. И это не только потому, что апостасия раскрывается, как явление лжи, хотя и этого было бы довольно, но и потому что тотальная иллюзионная ложь апостасии стремится не пропустить никакое движение правды и разрушительно действует на человеческие души, стремясь ввести в их состав небытие, – то, чего нет. В этом и есть сущность лжи: заменить то, что есть, тем, чего нет, бытие – небытием. Но дело еще и в том, чтобы увести через ложь личности человеческие от их нравственного и человеческого задания, которое всегда – здесь и сейчас.
Иллюзионный характер человеческого творчества, в частности, особенно свойственен явлению апостасии. Тот, кто в иллюзионных мечтаниях уходит от своей предназначенности, бывает поражен органическим безволием. Не безволием ко всякой бытовой, хозяйственной деятельности, хотя и это порою бывает, но безволием к нравственной деятельности. И потому в таких душах, да еще разжигаемых иллюзионным и злым искусством времени апостасии, пробуждаются, действуют и доводятся до бешенства самые злые (звериные) инстинкты природы, искаженной грехом: зависть, обиженность, агрессивность, злобность, мстительность, вражда, тяжелая тоска, желание причинить вред, сказать слово клеветы, ударить, изнасиловать и проч. И это звериное зло во время апостасии должно не осуждаться, а культивироваться в наиболее дешевых, но и наиболее действенных формах культуры (кино, ТВ). Замечательным «достижением» времени апостасии должно быть, в частности и то, что всякое, даже и теоретическое противление беззаконию будет во многих источниках объявляться как нарушение прав человеческой личности и свободы мнений.
Вообще сущностью апостасии в нравственном отношении является чрезвычайно широкое и гордое развитие греха с его приманчивой декларацией и непониманием или сокрытием его разрушительной природы. Апостасия – это отступление и от Бога и от человека, использование (в виду непонимания, как может быть иначе) других личностей и культ гнилого порочного «Я». Апостасия – это любовь и культивирование антихристианских начал своей личности.
Апостасия – это выражение страсти к саморазрушению. Апостасия – это выражение одичания личности и общества.
источник: протоиерей Владислав Свешников "Очерки христианской этики"
"И вот, весь город вышел навстречу Иисусу, и, увидевши Его, просили, чтобы Он отошёл от пределов их" (Лк. 8:37); ср. (Мф. 8:34); ср. (Мк. 5:16-17)
Весь город, весь народ, – сказано в Евангелии, – вышедши к Иисусу, умолял Его, чтоб Он ушёл из пределов их...
Что это? Где причина столь грубой, столь оскорбительной просьбы?
Погибли свиньи гадарян: вот где причина. Страшно святости и святого: вот где ещё причина. Слово Учителя колеблет привычную жизнь греха, с которой мирно уживалось явное беззаконие (разведение и употребление в пищу свиней, вопреки исповедуемому гадарянами закону Моисееву); оно вносит беспокойство в тину равнодушия и греховности; оно будит сон духовный – эта огненная проповедь, напоминающая о Боге, о Его законе, о запросах и потребностях духа. Итак, лучше жить со свиньями, чем... со Христом: отсюда и такая необычная, невероятная просьба гадарян, обращённая к Спасителю.
Вечная это история, бесконечно повторяющаяся в жизни! Только внешняя грубость её смягчается, только изменяется вид, подставляется иная форма, а сущность часто всецело остаётся та же и в современной жизни, в настроениях, действиях и современных людей, – та же сущность, какую мы видим в словах и действиях гадарян.
Думают обычно, что неверие, маловерие и сомнения в области познания религиозного и истин веры, отступничество от Бога и Христа, – что всё это есть плод и действие просыпающегося ума, запросов разума, смущающегося при сопоставлении будто бы бесспорных выводов науки с положениями и учениями религии, по существу недоказуемыми, приемлемыми только на веру... Глубокое заблуждение! Если часто ссылаются на слова одного поэта и мыслителя, заявляющего, что сущность всей мировой истории в великом и малом, в области человеческих действий, сводится к одному роковому положению, именно к борьбе веры и неверия, – то эту мысль можно принять только в библейском освещении, которое веру соединяет с премудростью и разумом, с благочестием и святостью жизни, a неверие отожествляет с безумием и глупостью, с нечестием и рабством греху. При таком воззрении получает особый и глубочайшей смысл краткое, но сильнейшее изречение Библии:
«сказал безумец в сердце своём: нет Бога»,
и непосредственно далее:
«они развратились, – омерзишася в начинаниях, – нет делающего добра, нет ни единого» (Пс. 13:1-3).
Когда пусто и жутко в душе от служения злу и пороку;
когда страшно коснуться струн совести спящей, но по природе своей всегда готовой проснуться;
когда нужно всю жизнь без остатка, всё время до последней минуты чем-либо занять, чем-либо заполнить, лишь бы не остаться наедине с собой, лишь бы не стать лицом к лицу с внутренним судией, лишь бы не наклонить сознание и совесть на ряд размышлений духовных – о Боге, мире, человеке, о смысле жизни и смерти, о благе и зле, о собственном поведении, о подавляющих и захватывающих своих низких и недостойных интересах, о будущем и грядущей смерти...
когда страшно всего этого коснуться;
когда знает человек, что на таком суде он не устоит, никого не обманет, не скроет истины, что надобно будет взглянуть прямо в глаза правде и подойти к вопросу, оставить ли жизнь такой, какой она была прежде, или её изменить:
тогда мысль о том, что нет ни Бога, ни духа, ни бессмертия, ни суда, временно является единственным лучом радости для грешника.
«А ты знаешь, – говорит один юноша другому, – я слышал, ведь Бога нет?!»
Так изображает нам один, сам несчастный и жалкий в своих духовных исканиях писатель, эту беседу людей, уже вкусивших отраву греха, и прибавляет, что эта речь, отрицающая существование Бога, была принята слушателем с радостью, с чувством глубокого облегчения.
Но это только минутный порыв, только краткий самообман. Немного размышления, немного пройдёт времени, немного надо отдаться непосредственному сознанию истины, без искусственного духовного самоусыпления, – и радость падает, и захватывает человека глубокая тоска, и муки совести сосут сердце.
Как часто в истории человечества повторялись целые эпохи, в которые люди передовые силились дать такую же безрадостную радость неверия своим современникам! Удавалось это им на несколько времени, – но скоро, очень скоро, обычно тем с большей силой, с неудержимым натиском разливались волны веры, являя высшую, богозданную и вечную красоту нашего человеческого духа!..
Присмотритесь к окружающей нас жизни. Разве не слышим просьбы, обращённой ко Христу, просьбы гадарян свинолюбивых: «уходи от нас, – с Твоим законом, с Твоим учением, с Твоим напоминанием о запросах и интересах высшего порядка, уходи из нашей жизни, из наших законов, из нашего быта и всего уклада жизни»? Уверяют иногда, что всё христианское мировоззрение, или одну, другую часть его люди дико и злобно теперь на наших глазах отрицают потому, что их разум не может принять христианскую истину, как противоречащую положениям науки. Ничуть не бывало! Современные отрицатели именно с наукой-то и не имеют ничего общего, зная её или, точнее, зная о ней только понаслышке, а о пытках и муках сомнения и разума они и представления не имеют.
Нет, здесь не только главное, но более того, – исключительное значение имеет именно соответствующее настроение сердца, расположение воли, весь духовно растлённый строй, у коего разум только в послушании, для коего мнимые выводы рассудка – это только прикрытие и видимое оправдание того, что лежит гораздо глубже, в самом существе духа. Не разум здесь управляет сердцем, а сердце – разумом.
«От избытка сердца, а не рассудка, уста глаголят. От сердца исходят помышления злые. Сердце их суетно, и оттого язык их – гроб и яд аспида под устами их. Ожесточение сердца приводит к духовной гибели. Сердцем веруется в правду. Сердце знает горе души своей... На сердце написаны законы Бога. Сын мой, всяким хранением храни своё сердце. Мудрый сердцем принимает заповеди»...
Вот ясные и совершенно определённые указания Божественных наставлений и Божественного слова (Мф. 12:34, 15:18); (Пс. 5:10, 139:3); (Евр. 13:9); (Рим. 10:9); (Притч. 14:10); (Пс. 39:9); (Притч. 21:29, 4:23, 10:8).
Посмотрите, как они отображаются в словах подвижников, которые, не изучая мирской и ныне входящей в силу науки о душе (психологии), однако, ведо́мые опытом духа, в прозрении благодатного озарения, указывают нам то, до чего только теперь неспешно и робко доходит научное исследование в его последних выводах о жизни и действиях духа. Их оставленные нам в завет и наследие молитвы, наставления представляют яркую и согласную проповедь о силе и значении сердца в области действий разума, постоянное и настойчивое указание на первенствующее и господствующее значение чувства над рассудком.
Итак, смотрите теперь на нынешнюю борьбу с Христом, наблюдайте измену Ему в широкой области жизни со стороны людей, именующих себя христианами, замечайте эти просьбы, обращённые ко Христу: «уйди от нас», – от нашей жизни, из нашего мировоззрения, – и знайте, что везде здесь под благовидными фразами о разуме, прогрессе, праве, современности, о культуре, гуманности и прочем – везде говорит развращённое, нечистое сердце, которому больно зреть Бога, которому невместно быть с Его истиной.
Будет ли это область политики, государственного строительства, общественных отношений, будут ли это вопросы нравственно-отеческого, а не принудительно договорного и наёмнического характера власти, или вопросы образования и воспитания, личности и семьи, брака, развода, экономических соотношений, условий жизни сословных и бытовых групп: всюду и во всё можно и до́лжно внести, как свет полудня, начало религиозно-нравственное и православно-церковное, – и всюду и всегда, если только предвзятые воззрения, счёты и виды себялюбия, корысти, властолюбия, славолюбия и ложной, так называемой, популярности и тщеславия сталкиваются с религиозно-нравственным началом и им отвергаются, – всюду и всегда, естественно и неизбежно, грех вступает в борьбу со святостью, плоть поборает на дух, т.е., иначе говоря, обращается ко Христу со словом просьбы: дабы Он исшёл от пределов наших... Христоотсупничество не умерло и в наши дни. Гадаряне живы и не умирают!
О, это не робкое моление апостола Петра: «выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный» (Лк. 5:8). Это не сознание недостоинства, не желание издали, благоговейно, не смея приблизиться, ударяя себя в грудь, стоя у порога церкви, окаевать себя и идти ко Христу трепетно, умилённо, с жаждой сердца, с тоской богообщения. Нет, это наглое желание удалить от себя Христа навсегда, забыть о нём, и себя самого сделать исходищем мудрости, основой деятельности, и это не ради искания свободы, как часто думают и говорят, а, напротив, из рабьего и унизительного служения земным страстям и привязанностям, суете и гордыне, этим свиньям гадаринским. Живы гадаряне, и не умирают; жаль им их свиней, и не могут они с ними расстаться!..
Но жив и Христос с верными, вчера и днесь. Той же и вовеки! (Евр. 13:8). Из Того и Тем, и к Тому всяческая! (Рим. 11:36). И пусть современные гадаряне, привязавшись к нечистым животным и им уподобившись, стараются изгнать Христа из мира людских отношений и устройства их земной жизни; зато верные, те, которые на себе самих испытали силу и сладость Его благодати, – свободные не только от привязанности к земным нечистым животным, к свиньям, в духовном смысле этого слова, но и свободные и безопасные даже от бесов, бессильных коснуться к достоянию Христову, – будут, подобно евангельскому бесноватому исцелённому, сидеть у ног Его, оболченные и смысленные. Ушли бы и они с радостью туда, идеже их Христос, одесную седя, Первосвященник наш вовеки, но воля Христова повелевает и им, как исцелённому бесноватому, оставаться среди современных гадарян, чтоб им возвещать словом и житием славу, силу и благодеяния Спасителя.
И разве не видите, как гадаряне нынешнего мира, при всём желании уйти от Бога и Христа Его, уйти никак не могут, – как не могут уйти от себя самих?
Разве не видите, как современные писатели, желая забыть о Боге, только о нём и говорят, если не по собственным запросам духа, то хоть для того, чтобы привлечь к себе внимание и быть услышанными?
Разве не видите, как после целых эпох безверия, после духовных блужданий по распутьям мира, после дерзких вызовов Божеству, после самонадеянных заявлений о том, что они могут прожить одни со своим разумом, – а разум без Бога и высшего озарения, воистину, есть гадаринская свинья, способная принять беса гордости и в безумии потонуть и погибнуть, – разве не видите, как современные гадаряне возвращаются потом в тоске, мучимые отчаянием и палимые духовной жаждой к Богу?
«Грядёт новая религия», пишут они в нынешних модных литературных произведениях; выводят и изображают они различных богоискателей; целый народ обожая, как нового идола, почитают они его и «творцом Бога», и самим Богом... Что это такое? Как ни нелепы подчас такие выводы новых религиозных исканий, всё же и здесь – признаки духовного голода; всё это есть признание мучительной пустоты души, тоскующей и мятущейся без Бога, без общения с Ним, без Его воли и закона.
Когда человека мучит телесный голод, он в исступлении и безумии, охваченный муками желудка, пустого, требующего пищи, грызёт кожу, глотает тряпки, ест землю. За неимением здоровой и естественной пищи он силится заменить её каким-либо подобием (суррогатом), лишь бы хоть на момент обмануть желудок и дать ему подобие пищи. То же и в области духа... Все эти поиски новой религии, новой истины, – поиски больные, исступлённые, в воспалённых мечтаниях упадающего (декадентского) и гаснущего духа, – всё это – глотание тряпок, земли и глины вместо здоровой пищи...
А здоровое и спасительное питание духовное – у всех на виду, а хранилище его для всех открыто. Не человек, а Бог даровал его, и не человеческому учреждению вверил, а Церкви Богоучреждённой и Духом Божиим водимой и хранимой Он отдал, чтобы всякий желающий принимал от неё питание и питие жизни. Премудрость Божия создала Себе дом – Церковь и утвердила столпов седмь – седмь таинств богообщения, и уготовала эту всемирную трапезу, и заклала величайшую и спасительную Жертву – Сына Божия, и послала рабов своих – апостолов, пастырей и учителей – с высоким проповеданием: кто не безумен, иди ко Мне! (Притч. 9:1-4).
Да продлит нам Господь счастье быть участниками этой вечной трапезы не в гибельном христоотступничестве, не в желании отойти от Спасителя, не в настроении гадарян, не в привязанности к свиньям гадаринским, а в вечном общении со Христом, отныне и до века! Аминь.
источник: священномученик Иоанн Восторгов. Полное собрание сочинений. Том III
5. Созерцание
"Воины метают жребий об одежде Христа"; Уильям Блейк; 1800 г.
"Распятие Господне" (фрагмент одной из четырех панелей эпистилия темплона); вторая половина XII в.; монастырь св. Екатерины, Синай, Египет
Да созерцаю Господа Иисуса, распятого на Кресте, а именно:
1) как мучится Он на Кресте от болей;
2) как подают Ему, когда говорит Он: Жажду! уксус и желчь;
3) как отупевшие от эгоизма люди под Крестом не думают о Нем, но препираются из-за Его хитона.
(Прим. - Ред.)
Библеистика: уксус, желчь
Уксус. У евреев, как кажется, было два вида уксуса – один они употребляли как обыкновенное питье, и, вероятно, он был не что иное, как слабое красное вино (Чис. 6:3), а другой состоял из известной кислоты, разбавленной водой. Хлеб, обмакиваемый в уксус, в древнее время составлял обычную пищу между рабочим классом в Палестине и вообще в странах восточных (Руф. 2:14).
Пред распятием Господа Ему давали пить уксус, смешанный, по еванг. Матфею, с желчью, а по Марку – с миррой (Мф. 27:34), (Мк. 15:23): это был одуряющий напиток, притупляющий чувство, и его обыкновенно давали пить осужденным, чтобы хоть несколько уменьшить мучительность страданий; но Господь Иисус Христос, отведав его, не хотел пить; другого рода уксус, поданный Господу, когда в страшных мучениях, томимый жаждой, Он воскликнул: жажду! состоял из легкого красного кислого вина, служивший обычным напитком римских воинов и особенно во время сильных жаров.
Неприятное ощущение, производимое уксусом на зубы и раздражающее, несомненно, раны, побудило Премудрого выразиться о ленивом в следующих словах: Что уксус для зубов, и дым для глаз, то ленивый для посылающих его (Притч. 10:26), и в другом месте: что уксус для раны, то поющий песни печальному сердцу (Притч. 25:20).
источник: архимандрит Никифор (Бажанов) "Библейская энциклопедия"
Пока воины ставили и укрепляли кресты, по тогдашнему обычаю дали Ему, Господу нашему, пить уксуса, смешанного с желчью, или по выражению святого Марка: вино, конечно, самое негодное, окисшее, с горькой смирной: такой напиток производил помрачение рассудка и делал не столь чувствительными страдания распятых. Но они не ведали, что предлагая уксус с желчью, на самом деле исполняют слова пророческого псалма Давидова:
"и дали Мне в пищу желчь и в жажде Моей напоили Меня уксусом" (Пс. 68:22).
Господь послушно принял в руки чашу с питием, и отведав, не хотел пить, — отдал чашу назад. Несмотря на жестокость мучений ожидавших Его на кресте, Сын Человеческий хотел претерпеть их все в полном сознании, встретить смерть во всем ее ужасе, не ослабляя ни одного мучительного чувства: Он один за всех пил теперь чашу гнева Божия. Только уже после, не задолго до смерти, палимый страшной жаждой, Он вкусил несколько капель уксуса, поднесенного ему воином.
источник: епископ Мефодий (Кульман) (1902-1974)
Вероятно, пред распятием Христу дали питье, которое Матфей называет вином (а не уксусом), смешанным с желчью (oinon meta colhj memigmenon), а Марк — вином со смирною (esmurniamenon oinon). Вместо oinoj в нескольких кодексах oxoj — уксус, вообще — острый напиток (так в русск. переводе). Так и в послании Варнавы VII:5, где цитируется этот текст, и в И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом" (Пс. 68:22) (LXX).
Напиток, вероятно, приготовлен был сердобольными Иерусалимскими женщинами и дан был осужденным с целью облегчить их крестные муки. Но Иисус Христос не захотел его пить.
источник: Толковая Библия А.П. Лопухина
Хито́н – (от греч. χιτών (хитон) — мужское или женское платье, одеваемое на тело (обычно подпоясываемое)):
1) элемент облачения Христа (Ин.19:23);
2) принадлежность облачения монахов малой и великой схимы – одежда из грубой ткани, власяница, носимая под рясой.
В чинопоследовании пострига называется хитоном вольной нищеты и нестяжания.
источник: сайт "Азбука веры"
Устройство Храма: эпистилий
Эпистилий (έπιστύλιον, epistylium) — в архитектуре древних греков и римлян название горизонтального ряда балок, перекинутых с колонны на колонну. В храмах - это горизонтальная доска со сценами Великих праздников, которая ставилась поверх местных (главных) икон иконостаса. В последующем подобным словом стали обозначать длинную цельную доску с изображением отдельных икон, сведённых к единому последовательному сюжету, размещённую поверх темплона (алтарной преграды раннехристианских и византийских храмов, прообраза современного тябла). На Руси эпистилий также могли назвать тяблом. Эпистилий традиционно включал двенадцать сцен богородичного и христологического циклов, вписанных в золотую аркаду и расположенных по обе стороны от центральной композиции Деисуса. В последующем идея эпистилия развилась в праздничном ряду иконостаса.
Иконография: тема Распятия в Православной иконографии
части 6-9 (части 2-5 см. в приложении к Охридскому прологу от 31 (18) марта; продолжение в приложении к Охридскому прологу от 2 апреля (20 марта))
VI.
В отличие от западных образов Распятого, фиксирующих чрезмерное провисание Его рук под тяжестью измученного Тела, на православных иконах и фресках мы видим умеренное провисание рук. Спаситель не просто висит на Кресте. Он словно покоится на нём, как бы распростирая объятия, призывая и привлекая к Себе все человечество, в соответствии со Своим обетованием:
«И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (Ин. 12:32).
Эти объятия можно оценить как объятия любви:
«Я есмь пастырь добрый, пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (Ин. 10:11).
В таком осмыслении две стороны поперечной перекладины Креста, направленные в противоположные стороны и указывающие на разные части света, символизируют призвание в Царство Божие всех народов: Израильского и языческих:
«Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном» (Мф. 8:11).
Развивая эту идею в святоотеческом русле, можно добавить, что Крест, погруженный одним концом в землю, другим — устремляющийся в небо, а краями поперечины — в разные стороны света, символизирует освящение всех сфер бытия нашего мира. Через Крест Христу покоряются все царства мира:
«Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы перед именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедовал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Флп. 2:9-11).
VII.
Вопреки убеждению ревностных почитателей западных образов Распятия, сдержанность и умеренность в характере отображения смерти Христа на византийских и русских иконах нисколько не умаляют глубину и значимость Его Страданий. Напротив, такое взвешенное и сбалансированное отношение к образу основано на убежденности, что отобразить полноту Крестных мук мерками ограниченного человеческого разума попросту невозможно. Для этого не находится слов и художественных средств.
Отметим, что даже и изображение телесных Страданий в линиях и красках — задача не из легких. Но ведь Страдания Христа этим не исчерпывались. Вися на Кресте и испытывая неимоверную физическую боль, Он переживал и сильнейшие душевные муки. А их-то как изобразить?
Господь скорбел, видя неистовство и бесчинство толпы, непробиваемую омерзительную злобу и беспочвенную ненависть:
«Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди со креста» (Мф. 27:39:40).
И речь здесь идёт не о банальной человеческой обиде, а о знании того, чем это грозит распинателям и богохульникам: судом праведным, чашей ярости Божьей. Ведь Кому, как не Господу было известно, сколь «страшно впасть в руки Бога живаго!» (Евр. 10:31).
«Если отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет?» (Евр. 10:28-29).
Кроме того, Спаситель страдал, видя сердечную боль и горчайшее сострадание Своей Пречистой Матери. Страдал, зная о предательстве одного из Своих ближайших апостолов — Иуды. Страдал, разумея, какие нечеловеческие гонения будут обрушены на Его Церковь и какие лютые муки предстоит переносить Его ученикам. Наконец, страдал, потому что испытывал скорбь богооставленности по человеческому естеству.
VIII.
На православных иконах Распятия лик Христа пишется склоненным ко груди. Помимо того, что склонение головы указывает на смерть, этим выразительным и смиренным наклоном очерчивается идея о безупречном послушании Сына Отцу:
Он «смирил Себя, быв послушным до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:8).
Насколько безукоризненным было послушание Сына Отцу, видно из Его слов:
«... Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела» (Ин. 14:10).
В этом следует видеть важное указание на один из аспектов Спасения: Христос, Новый Адам, прошел тот путь, к следованию по которому изначально был призван человек — путь любви и самоотверженного следования Божьему закону. Этот тот путь, который отверг и по которому не сумел пройти ветхий Адам. Это тот путь, который не преодолел ни один человек. А поскольку тот путь состоял в свободном и осознанном послушании Богу, постольку понимаем, что и склонение головы Искупителя на иконах Распятия знаменует свободное и осознанное принятие Им Крестных Страданий и смерти:
«Потому любит Меня Отец, — говорил Иисус, — что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (Ин. 10:17-18).
Иногда тезис о том, что следование Христа на Крестные Страдания и смерть было делом Его совершенной и высочайшей свободы, выделяется в иконографии особо. Сцена Распятия, скажем, может дополняться сюжетом восхождения Спасителя по лестнице, приставленной ко Кресту. В этом случае Мессия воспроизводится в образе «мужа скорбей»:
«Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни» (Ис. 53:3);
«Он истязуем был, но страдал добровольно» (Ис. 53:7).
А почему для иконографии так важно поставить акцент на добровольном характере мучений Спасителя? Потому что Богу было угодно, чтобы через свободное человеческое произволение был побежден тот, кому человек подчинил себя также свободно. Выражаясь словами блаженного Феодорита Кирского,
«...угодно Ему было, чтобы самое побежденное естество вступило в борьбу с сопротивником и одержало победу».
«Итак, — пишет святитель Григорий Палама, — Богу было угодно сначала принципом правды низложить диавола, а затем уже и силою низложить его в день Воскресения и Суда; ибо это наилучший порядок, чтобы правда предшествовала силе, и есть дело Божественного поистине и благого владычества, а не тирании, где правда могла бы лишь следовать за силою... Итак, Бог мог бы действовать силою, но не сделал этого, а поступил так, как это соответствовало Ему, именно действуя принципом правды».
Эта-то правда и торжествует через Крестную смерть.
«Итак, — сообщает святой Ириней Лионский, — явно Господь пришел к Своим и был носим Своим собственным созданием, которое носится Им Самим, и непослушание, бывшее по поводу древа, исправил Своим послушанием на древе... Грех первозданного человека получил исправление через наказание Перворожденного, и хитрость змея побеждена простотой голубя, и таким образом разорваны узы, которыми мы были привязаны к смерти».
IX.
Тогда как западные, грубо-натуралистические изображения Распятия акцентируют внимание на измученности поруганной плоти Христа, демонстрируют телесные увечья, православные образы создают впечатление величия и славы Искупителя.
Даже и раннехристианские мастера стремились показать в Крестной смерти Спасителя торжество Добра над силами зла. В этом отношении смерть Христа, как Праведника, нередко противопоставлялась смерти грешника. Так, на одной костяной пластине из Британского музея (V в.) эта мысль выражена в следующих чертах: несколько поодаль от Креста, на котором висит Мессия ради нашего спасения, представлен Иуда-предатель, христопродавец, висящий на древе в петле, в погибель собственной души.
В современной же иконографии Крестная смерть Христа не только противопоставляется смерти грешника, но и обозначается как торжественный акт реализации предвечного замысла Божия о Спасении мира.
На православных иконах Крест представлен не просто как орудие казни, но как великая святыня, как Жертвенник. В этом отношении Крест Христов — первообраз ветхозаветного жертвенника, служившего прообразом Креста. О том, что Крест — это Жертвенник, напоминает подножие, символически уподобленное поверхности ветхозаветного жертвенника, на которую клались ветхозаветные жертвы. Как ветхозаветные жертвоприношения способствовали прославлению Бога, так и ко Христу можно отнести слова:
«и Я прославлю подножие ног Моих» (Ис. 60:13).
Стало быть, и Сам Спаситель представляется в образе Жертвы. Как Агнец Он принесен в Жертву во искупление грехов, и эта Жертва была предначертана от вечности:
«Не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена для вас» (1Пет. 1:18-19).
Созерцая икону Распятия, мы видим, что на Кресте расположен не просто человек, а Сын Божий. Эта идея очерчивается специфическим крещатым нимбом Христа и усиливается изображением склоненных перед Ним, как перед Владыкой, представителей ангельских воинств. Сим свидетельствуется, что Крестная Жертва имеет бесконечную искупительную цену и Её благодатные следствия распространяются на всех без исключения людей, независимо от их возраста, пола, времени и места проживания, национальной, религиозной, социальной и иной принадлежности.
С другой стороны, образ Распятия возвышает наш разум до осознания той непререкаемой истины, что Христос — не только Жертва, но и Первосвященник, Который Сам приносит Себя в Жертву по человеческому естеству: по любви, ради Любви и во имя Любви. Эта идея оттеняется символом склоненного лика Христа (чем подчеркивается добровольность принятия Крестных Страданий и смерти) и распростертых в объятии рук.
Догматически образ Христа как Первосвященника раскрыт в послании апостола Павла к Евреям:
«Но Христос, Первосвященник будущих благ, придя с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то-есть не такового устроения, и не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. Ибо если кровь тельцов и козлов и пепел телицы, через окропление, освящает оскверненных, дабы чисто было тело, то кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!» (Евр. 9:11-14).
Более развернуто идея о первосвященническом служении Христа явлена на иконах «Ты еси Иерей во век». Композиция образа этого типа бывает составлена так. В центре изображения — восьмиконечный Крест. На нём — Распятый Мессия. Его Тело прикрыто херувимскими крыльями. Над Крестом, в круглом облаке славы, — Господь Саваоф в царской короне и архиерейском облачении, Он благословляет обеими руками. На Его лоне — Отрок Христос, облаченный в хитон и гиматий. В левой руке Христос держит свиток, а правая сложена в жесте благословения. Вся композиция обрамлена облаком славы, состоящим из концентрических колец.
Помимо того, что Господь Иисус Христос — Жертва и вместе Тот, кто приносит Крестную Жертву, Он ещё и Тот, Кто принимает Жертву по Божескому естеству, наряду с Богом Отцом и Святым Духом. О том, что Эта Жертва принята, и принята всей Пресвятой Троицей, иконы Распятия сообщают через изобилие света. Ведь Божественный свет — это действие всех трех Божеских Лиц. В данном же случае свет символизирует действие благословения и принятия Жертвы. На некоторых изображениях эта мысль дополнительно выделяется обозначением в верхней части композиции фигуры Ветхого Днями, символизирующей Бога Отца, и голубя, символизирующего Святого Духа.
На иконах «Спас Великий Архиерей», эта идея акцентируется сильнее. Там на фоне Креста с Распятым и четырехугольника с символами Евангелистов, частично перекрывающим сцену Распятия, пишется Господь Саваоф — в архиерейском облачении: крещатом саккосе, омофоре и митре. Правой рукой Он благословляет, а в левой держит ножны меча; на его лоне, в мандорле, расположенной на херувиме, обозначен Христос: в образе юноши, в доспехах и с мечом в руке; Распятию предстоят архангелы Михаил и Гавриил с орудиями страстей в руках; вся эта композиция заключена в сферу со звездами; вверху, над сферой со звездами, виднеется сегмент Небесной сферы.
Раскрывая символику этого сложного визуального языка, получаем такую трактовку:
Меч в руке Христа — оружие против диавола, символ власти и суда.
Пустые ножны и благословляющий жест Господа Саваофа свидетельствуют о том, что власть вершить Правду и Суд дарована Сыну по человеческому естеству, и также о том, что Крестная Жертва не есть Жертва удовлетворения гневу Отца, а есть Жертва любви:
«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16).
«Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее» (Ин. 29:17).
Так как любовь Бога Отца — это не ипостасное, а природное свойство, и оно равно принадлежит всем трем Божественным Лицам, и то и Крестная Жертва явила любовь к человеку всех трех Божеских Лиц.
источник: Леонов А. М. (преподаватель Догматического Богословия СПб ПИРиЦИ) "Тема Распятия в Православной иконографии"
6. Проповедь о знамении Сына Человеческого
"и тогда́ яви́тся зна́менiе Сы́на человѣ́ческаго на небеси́: и тогда́ воспла́чутся вся́ колѣ́на земна́я и у́зрятъ Сы́на человѣ́ческаго гряду́ща на о́блацѣхъ небе́сныхъ съ си́лою и сла́вою мно́гою:"
"и3 тогдA kви1тсz знaменіе сн7а чlвёческагw на небеси2: и3 тогдA восплaчутсz вс‰ кwлёна земн†z и3 ќзрzтъ сн7а чlвёческаго грzдyща на њ1блацэхъ небе1сныхъ съ си1лою и3 слaвою мно1гою:"
"тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою;"
(Мф. 24:30)
Каким будет сие знамение Сына Человеческого, — [это] уже проявилось однажды в малом.
Это крест, блистающий паче солнца, явившийся над Иерусалимом перед приходом древнего олицетворения антихриста, а именно: царя Юлиана Отступника. И вместо всякой проповеди об этом чудесном знамении приведу вам лучше, братия, письмо святого Кирилла Иерусалимского, написанное императору Константину, сыну святого Константина Великого и предшественнику Юлиана Отступника. Фрагмент этого письма гласит:
«В эти святые дни Пятидесятницы, мая седьмого дня, около девяти часов утра, явился превеликий крест, весь из света, на небе, над Святой Голгофой, простирающийся до святой горы Елеонской. Явился же он совершенно ясно не только одному или двум, но всем многочисленным жителям города, и не так — как некто мог бы подумать — мимолетно, словно в грезах, но — видимый очами над землей в течение многих часов. Светоносным блистанием превосходил он солнечные лучи, ибо, если бы не был таковым, то был бы побежден ими (солнечными лучами); и не был бы видим, если бы перед наблюдателями не испускал лучи, сильнейшие солнца. В тот час горожане, объятые страхом и радостью от этого боговидения, во многом числе спешно собрались в святой церкви: юноши и старцы, мужи и жены, всякий возраст, и даже самые скрываемые девицы, жители города и иностранцы, христиане и язычники, пришедшие из других земель, — все единодушно, точно едиными устами, прославили чудотворящего Христа Иисуса, Господа нашего, Единородного Сына Божия, и действительно, на самом опыте познали, что христианское учение благочестия не в убедительных словах [человеческой]мудрости, но в явлении духа и силы (1 Кор. 2:4), и не только людьми оно проповедуется, но и свидетельствуется с небес Богом (Евр. 2:3-4)... Считаем своим долгом не умолчать о сем небесном боговидении, но Твоему богопрославленному благочестию его донести. По сей причине и поспешил я исполнить это настоящим письмом».
О братья мои, Богу всё возможно: и сотворенное показать людям, и несотворенное создать. Но важнее всего для нас то, что и может Он, и хочет избавить душу нашу от греха и смерти и даровать нам вечную жизнь. Об этом молимся мы Ему день и ночь.
Господи Всемогущий, Тебе слава и [по]хвала вовеки. Аминь.
(Прим. - Ред.)
Экзегетика: знамения Божии
Знаме́ние – знаковое действие, совершенное Божественной силой в особых промыслительных целях; чудесное событие, служащее залогом особого присутствия Божия.
В ряде случаев главная роль знамений сводится к подтверждению статуса или достоинства того, через кого оно преподаётся: пророческого, мессианского, апостольского и др. Одна из ярчайших иллюстраций к этому тезису — диалог Бога с Моисеем: (Исх. 4:1-5). Именно таких — доказательных — знамений требовали у Христа фарисеи и книжники, не замечавшие, в силу огрубелости сердец, что сии знамения совершались Спасителем повсюду, едва ли не на каждом шагу: «Учитель! Хотелось бы нам видеть от Тебя знамение» (Мф. 12:38).
Другое предназначение знамений состоит в том, чтобы служить предвестниками надвигающихся перемен: Божьего суда, ниспослания Божьих благословений и пр. Одно из описаний такого рода знамений встречаем в Книге пророка Иоиля: (Иоил. 2:30-31). Не менее колоссальные по масштабу знамения описаны у Евангелиста Луки (Лк. 21:25).
источник: сайт "Азбука веры"
"Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе", - то есть, крест, который светлее солнца, - так как солнце помрачается и скрывается, а крест является; он не явился бы, если бы не был гораздо светлее солнечных лучей. Но для чего является это знамение? Для того чтобы совершенно посрамить бесстыдство иудеев. Христос придет на этот суд, имея величайшее оправдание - крест, показывая не только раны, но и постыдную смерть.
"Тогда восплачут все племена земные": не будет нужды в обличении после того, как они увидят крест; и они восплачут, так как не получили никакой пользы от смерти Его, и распяли Того, Которому должны были поклоняться.
Видишь ли, сколь страшным представил Христос Свое? пришествие? Как ободрил сердца учеников? Для того Он сперва и представляет печальные знамения, а потом радостные, чтобы таким образом утешить и успокоить их. Снова напоминая им о страдании и воскресении, Он представляет крест в блистательнейшем образе, чтобы они не стыдились и не скорбели, так как Он придет полагая его вместо знамения.
В другом же месте Писания говорится: "воззрят на Него, Которого пронзили" (Зах. 12:10). Поэтому-то восплачут племена, увидев Того самого, Которого они пронзили.
Напомнив о кресте, Христос присовокупил: "увидят Сына Человеческого, грядущего" не на кресте, но "на облаках небесных с силой и славой великой". Услышав о кресте, ты опять не представляй чего-либо печального: Христос придет с силой и славой многой. Крест же приносит для того, чтобы грех иудеев сам собой осудился, подобно тому, как если бы кто-нибудь, будучи поражен камнем, стал показывать самый камень, или окровавленные одежды. Придет на облаке, подобно тому, как и вознесся: и, видя это, "восплачут" племена. Впрочем, бедствия их не ограничатся одним плачем, но плач этот будет для того, чтобы они сами над собой произнесли приговор и осудили самих себя.
источник: святитель Иоанн Златоуст
Еще одним знамением является то, что об антихристе известно, что он будет правителем мира, а только в наше время стала практически реальной возможность, чтобы один человек управлял всем миром. Все мировые империи, существовавшие до нашего времени, занимали только отдельные части мира, и лишь с появлением современных средств коммуникации стало возможным, чтобы всем миром правил один человек.
Далее, с развитием средств связи и современного вооружения, включая атомные бомбы, угроза всемирной катастрофы становится сейчас гораздо сильнее, чем когда-либо прежде. Очевидно, что следующая война станет самой разрушительной в истории человечества и, возможно, за первые несколько дней приведет к большим разрушениям, чем все войны в истории. Помимо атомного оружия, имеются различные виды бактериологического оружия для распространения эпидемий среди людей, ядовитые газы и всевозможные чудовищные изобретения, которые могут быть пущены в ход в случае тотальной войны.
А факт, что все народы земли сейчас более связаны друг с другом, означает, что когда какое-то великое бедствие наступит в одной стране, депрессия или что-то подобное, то это принесет вред и всему остальному миру. Мы уже видели это в тридцатых годах, когда Великая Депрессия в Америке повлияла и на Европу. Очевидно, что в будущем может произойти нечто гораздо худшее. Если одна страна начнет вымирать от голода или в какой-то год будет неурожай в Канаде, Австралии, Америке и России, во всех этих четырех великих странах, где выращивают пшеницу, то представьте себе, как пострадает весь мир.
Предостережение тем, кто поддается унынию
Все эти знамения времени крайне негативны. Они означают, что в мире происходит катастрофа, что близки конец света и приход антихриста. Очень легко при виде всех этих негативных знамений времени впасть в такое настроение, когда мы только и будем искать все отрицательное. Можно при этом самому превратиться в весьма отрицательную личность. Когда приходит какое-то новое известие, такой человек говорит: «Да, конечно, так и должно быть, а будет еще хуже». Приходит еще одно известие, и он говорит: «Да-да, очевидно, и это должно быть, но будет еще хуже». Этот человек во всем мире, на что смотрит, видит лишь зловещее исполнение ужасов нашего времени.
Это правда, что мы должны знать об этих вещах и не проявлять чрезмерного оптимизма по поводу современных событий, так как в наше время редко происходит что-нибудь хорошее. Но в то же время, однако, мы не должны забывать о главной цели наших наблюдений знамений времени. Мы наблюдаем знамения времени не только для того, чтобы увидеть, когда должен придти антихрист. Это не главное. Мы наблюдаем знамения времени, чтобы знать, когда придет Христос. Это самое главное, о чем мы всегда должны помнить, чтобы не поддаваться унынию, отчаянию или прятаться, запасшись едой, перед великим бедствием. Это не мудро. Мы должны скорее и полнее проникнуться христианским духом, то есть думать о других людях, стараясь помочь им. Если мы сами будем холодны, мрачны, пессимистичны, то сами и будем участвовать в одном из знамений конца – этой холодности. Мы должны тепло относиться друг к другу, помогать друг другу. Это черта христиан.
источник: иеромонах Серафим (Роуз) (1934-1982) священнослужитель Русской Православной Церкви за границей, иеромонах; духовный писатель, автор многочисленных трудов, оказавших большое влияние на православную жизнь в Америке и вызвавших большой интерес в России
"Знамения времени"