"Охридский пролог" святителя Николая Сербского: 5 апреля (23 марта)

1. Преподобномученик Никон, епископ, и 199 учеников его.

     Родился в Неаполе от отца-язычника и матери-христианки. Был офицером римской армии в родном городе. Не был крещен, хотя мать тайком от отца наставляла его в вере Христовой. Однажды, когда со своим отрядом отправлялся он на битву, мать посоветовала ему, если окажется он в бедственном положении, осенить себя крестом и призвать Христа на помощь. И действительно, когда в сражении отряд Никона был окружен и стоял на краю бесповоротной гибели, Никон положил на себя крестное знамение и всем сердцем возопил ко Христу. В ту жу минуту исполнился он необычайной силой, бросился на своих противников, одних сразил, а других обратил в бегство. Возвращаясь домой, Никон в изумлении непрестанно восклицал:
«Велик Бог христианский!»

     Обрадовав мать известием о своей победе с помощью креста Христова, он тайно отплыл в Азию, где Феодосии, епископ Кизикский, его крестил. После крещения затворился он в одном монастыре, где предался научению и подвигу. Однако перед смертью епископ Феодосии имел видение, в котором принял повеление рукоположить Никона себе в преемники. Старец Феодосии тотчас призвал Никона и рукоположил его во диакона, [а] потом во пресвитера и епископа. Но Божиим Промыслом Никон вскоре вернулся в Неаполь, где застал свою мать еще в живых. По кончине матери удалился он с 9-ю учениками, некогда товарищами по оружию, на Сицилию и там стал горячо проповедовать Евангелие. Но в то время было воздвигнуто страшное гонение на христиан. Игемон Квинтиан схватил Никона с его друзьями и подверг их ужасным мучениям. 199 его учеников и друзей были обезглавлены. А Никона мучитель привязывал к конским хвостам, бросал с высокой скалы в пропасть, бил и строгал, но Никон пережил все эти истязания. В конце концов, был он усечен мечом и преставился [ко] Господу. Его тело было оставлено в поле на съедение птицам. Некий пастушок, одержимый нечистым духом, споткнулся, упал на мертвое тело мученика и тотчас исцелился. Весть о [чудодейственном] теле мученика разнеслась по округе, и христиане с честью его погребли. Пострадал святой Никон в правление императора Декия.

2. Преподобный Никон, игумен Киево-Печерский.

     Друг преподобного Антония Печерского и духовный отец преподобного Феодосия. За пострижение в иноки боярина Варлаама и евнуха Ефрема был в немилости у князя Изяслава, но княгиня обратила княжеский гнев в страх Божий, и святого Никона оставили в покое. Желая украсить храм иконами, Никон молился Богу о помощи. И по его молитвам внезапно пришли в Киев из Царьграда некие греки-иконописцы, которым в видении явились преподобные Антоний и Феодосий и направили их в Киев к святому Никону. Прославился своими дерзновенными подвигами и духовной мудростью. В преклонные годы, помимо своей воли, был поставлен игуменом Печерским. Преставился ко Господу в 1088 году. Его нетленные мощи почивают в Киевских пещерах.

---

(Прим. - Ред.)

Преподобный Никон был первым учеником и сподвижником преподобного Антония, основателя Киево-Печерской обители, к которому пришел, уже будучи иереем. Он постригал в обители всех новоприходящих иноков и в их числе преподобного Феодосия Печерского (память 3 мая и 14 августа). За пострижение любимцев великого князя Изяслава - преподобных Варлаама и Ефрема, святой Никон навлек на себя гнев князя, но смело отказался убеждать пострижеников покинуть монастырь.

Когда в обители собралось много братий, преподобный Никон пожелал уйти в уединение и безмолвствовать. Он удалился на полуостров Тмутаракань (на восточном берегу Керченского пролива) и поселился в безлюдном месте. Когда слава о его жизни распространилась в округе, к нему собрались желавшие проводить иноческую жизнь. Так был основан монастырь с церковью во имя Пресвятой Богородицы.
Когда он возвратился в Киево-Печерскую обитель, преподобный Феодосий Печерский оказал ему должное почтение и любовь как духовному отцу. По словам преподобного Нестора Летописца, преподобный Феодосий, отлучаясь куда-либо, поручал ведению преподобного Никона всю братию. Иногда он поручал преподобному Никону вместо себя предлагать поучение братии. Нередко, когда преподобный Никон переплетал книги, преподобный Феодосий сидел при нём и прял нитки, необходимые для переплёта.

Когда князь Святослав изгнал своего брата Изяслава из Киева, преподобный Никон снова ушел в основанный им монастырь. Он вернулся при игумене Стефане. По удалении из Киево-Печерской обители преподобного Стефана святой Никон был избран игуменом монастыря. Он много потрудился, чтобы украсить монастырские храмы фресками и мозаикой.

Скончался преподобный в глубокой старости в 1088 году. Мощи его поныне почивают в Антониевых (Ближних) пещерах.

источник: открытая православная энциклопедия "Древо"

3. Стихотворение

В темнице мрачной Никон мученик томился,
И днем, и ночью Господу молился;
Не избавленья ради к Богу он взывал,
А мщения врагам и вовсе не желал,
Просил лишь сил свой подвиг совершить,
В СТРАДАНЬЯХ ВЫСТОЯТЬ - И ДУШУ ПРОСВЕТИТЬ.
Услышал Бог его благие воздыханья
И по молитвам ниспослал и упованье:
В молении ему предстала Дева Чистая,
Светлейшая всех солнц, с лицом лучистым,
Белейшая всех агнцев, духом всекротчайшая,
И два Архангела с Ней были величайшие.
Светлы их лики и веселье источают,
А высотой они до неба достигают.
Один другому реку бурну показал:
— Вот и Псимиф, поток коварный, — он сказал.
Тогда другой Архангел Деву вопросил:
Тот деспот Квинтиан свой век уже свершил?
Мы посланы его сурово покарать,
Из волн ли Псимифа его прикажешь взять?
Вещала Дева медоточными устами:
— Прискачет скоро он — за сим дело не станет,
И попытается поток с налету перейти,
Но конь его лихой преградой будет на пути:
Он обезумеет (о чем седок не знает)
И вцепится в лицо ему зубами;
Тотчас злодей утратит гордый свой задор,
Сама река пойдет ему наперекор:
Обымет Квинтиана бурными волнами —
Сие и должно вам свершить пред Небесами!
То будет наказанье злобного мучителя
За Никона, святого Моего служителя!
И всё свершилось так, как Девой предвещалось,
И речь Ее не сном, а явью оказалась.

4. Рассуждение

     Святой Пафнутий молился Богу, чтобы Господь открыл ему, кому он (Пафнутий) подобен. И услышал он голос, говорящий ему:
«Ты подобен купцу, ищущему хороших жемчужин. Встань и не ленись!»

     Но не каждому из нас сказал бы Бог, что ищем мы хороших жемчужин. Ведь многие из нас [и впрямь] не ищут их, а засыпают себя всё более толстым слоем дешевой пыли. Не всё то жемчуг, что вытащит сеть со дна моря; будет там и ил, и песок. Но невежды отнимают друг у друга эту топкую массу, считая ее жемчугом. И лишь купец, отличающий подлинный жемчуг, забрасывает сеть в море несметное число раз и, извлекая ее, просеивает ил и песок, пока не отыщет [хоть] одну жемчужину.

     Почему Бог уподобляет Пафнутия купцу? Потому что Пафнутий отдал всё свое имение и вложил весь свой труд и всё свое время, чтобы отыскать как-нибудь настоящую жемчужину. Таковой является сердце, очищенное от страстей и злых помыслов и согретое пламенем любви к Богу.

Встань же и ты, человек, и не ленись! День твоей купли склоняется к закату.

---

(Прим. - Ред.)

Нравственное богословие: сердце человека как часть души

Сторона чувства – сердце. Кто не знает, сколь великое значение имеет в жизни наше сердце. В сердце осаждается все, что входит в душу совне и что вырабатывается ее мыслительной и деятельной стороной; чрез сердце же проходит и то все, что обнаруживается душою вовне. Потому оно и называется центром жизни.

Дело сердца – чувствовать все касающееся нашего лица. И оно чувствует постоянно и неотступно состояние души и тела, а при этом и разнообразные впечатления от частных действий душевных и телесных, от окружающих и встречаемых предметов, от внешнего положения и вообще от течения жизни, понуждая и нудя человека доставлять ему во всем этом приятное и отвращать неприятное. Здоровье и нездоровье тела, живость его и вялость, утомление и крепость, бодрость и дремота; затем что увидено, услышано, осязано, обоняно, вкушено, что вспомянуто и воображено, что обдумано и обдумывается, что сделано, делается и предлежит сделать, что добыто и добывается, что может и не может быть добыто, что благоприятствует нам или не благоприятствует – лица ли то или стечение обстоятельств, – все это отражается в сердце и раздражает его приятно или неприятно. Судя по сему, ему и минуты нельзя бы быть в покое, а быть в непрерывном волнении и тревоге, подобно барометру пред бурею. Но причувствовалось, и многое проходит у него без следа, как можете проверить теми случаями, что когда в первый раз случится нам быть где, то все нас там занимает, а после второго и третьего раза разве что.

Всякое воздействие на сердце производит в нем особое чувство, но для различения их в нашем языке нет слов. Мы выражаем свои чувства общими терминами: приятно – неприятно, нравится – не нравится, весело – скучно, радость – горе, скорбь – удовольствие, покой – беспокойство, досада – довольность, страх – надежда, антипатия – симпатия. Понаблюдайте за собою и найдете, что на сердце бывает то одно, то другое.

Но значение сердца в экономии нашей жизни не то только, чтоб страдательно состоять над впечатлениями и свидетельствовать об удовлетворительном или неудовлетворительном состоянии нашем, но и то, чтоб поддерживать энергию всех сил души и тела. Смотрите, как спешно делается дело, которое нравится, к которому лежит сердце! А пред тем, к которому не лежит сердце, руки опускаются и ноги не двигаются. Оттого умеющие собою править, встречая нужное дело, которое, однако ж, не нравится сердцу, спешат найти в нем приятную сторону и тою, помирив с нею сердце, поддерживают в себе потребную для дела энергию. Ревность – движущая сила воли – из сердца исходит. То же и в умственной работе: предмет, павший на сердце, спешнее и всестороннее обсуждается. Мысли при этом роятся сами собою и труд, как бы он ни был долог, бывает не в труд.

Не все всем нравится и не у всех ко всему одинаково лежит сердце, но у одних больше к одному, а у других больше к другому. Это выражается так: у всякого свой вкус. Зависит это частью от естественного предрасположения, частью – и не больше ли? – от первых впечатлений, от впечатлений воспитания и случайностей жизни. Но как бы ни образовались вкусы, они заставляют человека так устроить свою жизнь, такими окружить себя предметами и соотношениями, какие указывает его вкус и с какими мирен он бывает, удовлетворяясь ими. Удовлетворение вкусов сердечных дает ему покой – сладкий, который и составляет свою для всякого меру счастия. Ничто не тревожит – вот и счастие.

Если б человек всегда в мысленной части держался здравомыслия, а в деятельности – благоразумия, то встречал бы в жизни наименьшую долю случайностей, неприятных его сердцу, и, следовательно, имел бы наибольшую долю счастия. Но, как указывалось, мысленная часть редко держит себя достодолжно, предаваясь мечтам и рассеянности, и деятельная уклоняется от своего нормального направления, увлекаясь непостоянными желаниями, возбуждаемыми не потребностями естества, а пришлыми страстями. Оттого и сердце покоя не имеет и, пока те стороны находятся в таком состоянии, иметь его не может.
Больше всего тиранят сердце страсти. Не будь страстей, встречались бы, конечно, неприятности, но они никогда не мучили бы так сердца, как мучат страсти. Как жжет сердце гнев! Как терзает его ненависть! Как точит злая зависть! Сколько тревог и мук причиняет неудовлетворенное или посрамленное тщеславие! Как давит скорбь, когда гонор страдает! Да если построже рассмотреть, то найдем, что и все наши тревоги и боли сердца – от страстей. Эти злые страсти, когда удовлетворяемы бывают, дают радость, но кратковременную, а когда не бывают удовлетворяемы, а, напротив, встречают противное, то причиняют скорбь продолжительную и несносную.

Таким образом, видно, что сердце наше точно есть корень и центр жизни. Оно, давая знать о хорошем или худом состоянии человека, возбуждает к деятельности прочие силы и послед деятельности их опять принимает в себя, на усиление или ослабление того чувства, коим определяется состояние человека. Казалось бы, что ему следовало бы отдать полную власть и над управлением жизнью, как это и бывает у многих-многих вполне, а у всех прочих понемногу. Казалось бы, так, и, может быть, по естеству оно имело именно такое назначение, но привзошли страсти – и все помутили. При них и состояние наше указывается сердцем неверно, и впечатления бывают не таковы, каким следовало бы быть, и вкусы извращаются, и возбуждения других сил направляются не в должную сторону.
Потому теперь закон – держать сердце в руках и подвергать чувства, вкусы и влечения его строгой критике. Когда очистится кто от страстей, пусть дает волю сердцу, но пока страсти в силе, давать волю сердцу – значит явно обречь себя на всякие неверные шаги. Хуже всего поступают те, которые и целью жизни поставляют сласти сердца и наслаждение, как говорят, жизнью. Так как сласти и наслаждения плотские и чувственные дают себя сильнее чувствовать, то такие лица всегда ниспадают в грубую чувственность и становятся ниже той черты, которая отделяет человека от прочих живых тварей.

Так вот Вам душа и душевная жизнь со всех ее сторон! Я указывал нарочно, чему естественно следует быть на каждой стороне и чему не следует. И без напоминания вам вижу в вас готовность следовать первому и отвращать последнее. И благослови, Господи!

источник: святитель Феофан Затворник "Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться"

---

"Сердце чистое сотвори во мне, Боже" (Пс. 50:12)
"Из сердца исходят злые помыслы" (Мф. 15:19)
"Сердце есть бездна… В одном сердце действенны два рода жизни: жизнь света и жизнь тьмы" прп. Макарий Великий

Непостижимым образом физическое сердце человека связано со всеми переживаниями души человеческой. Об этой тесной связи свидетельствуют Священное Писание и святые Отцы, а также и представители науки.

Господь говорит:
«Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6:21)
«Да не смущается сердце ваше» (Ин. 14:1)
«Возрадуется сердце ваше» (Ин. 16:22) и т. д.

А прп. Макарий Великий пишет:
«Сердце правит всем организмом, и когда благодать займет все отделения сердца, то господствует над всеми помыслами и членами, ибо там ум и все помыслы душевные».

Если Господь посещает человека, то опять-таки сердце является Его вместилищем. Об этом так говорит прп. Ефрем Сириянин:
«Недоступный для всякого ума входит в сердце и обитает в нем, сокровенный от огнезрачных (ангелов) обретается в сердце. Земля не выносит стопы Его, а чистое сердце носит Его в себе».

Поэтому прп. Нил Синайский говорит так:
«Сердце каждого из нас есть домашняя Церковь».

А священник Павел Флоренский пишет:
«Сердце есть херувимская сердцевина нашей души».

А вот и мнение науки – академика И. П. Павлова – о значении сердца (из работы «О смерти человека»):
«Современный цивилизованный человек путем работы над собой приучается скрывать свои мышечные рефлексы, и только изменения сердечной деятельности все еще могут указать нам на его переживания. Таким образом, сердце и осталось для нас органом чувств, также указывающим наше объективное состояние и всегда его изобличающим».

Итак, физическое сердце человека (или точнее – нервные узлы сердца) является тем местом, где душа человека таинственно соприкасается с его телом. Так произошло понятие о «душевном сердце» как центре всех важнейших психических проявлений души.

Отсюда следует и решение вопроса, по каким признакам нужно судить о достоинствах всякого человека.
Мы часто склонны судить о людях по их словам. Но слова часто бывают лживы. Невозможно сразу познать человека и по делам его. Всех дел человека мы не узнаем, а те добрые дела, которые мы увидим, могут делаться для вида, для обмана и иметь в основе своей тщеславие, гордость, стремление обольстить.
Недаром народная пословица говорит: чтобы узнать как следует человека, надо съесть с ним два пуда соли, т. е. жить с ним очень длительное время. Только тогда мы сможем разгадать истинную сущность человека – его сердце, которое есть совокупность его тайных желаний, стремлений, склонностей и привязанностей.
И только сердце характеризует состояние души человека, определяет его ценность, его духовную высоту или его низкое состояние.

Господь говорит:
«Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления. Это оскверняет человека» (Мф. 15:19-20).

А прп. Макарий Великий пишет:
«К чему привязано сердце человека и к чему влечет его пожелание, то и бывает для него богом».

«Разум (или ум) – слуга сердца», – говорит и мудрый пастырь о. Иоанн С.

Как определяет один философ:
«Разум играет лишь роль регулятора, диспетчера, командира огромной армии, которая состоит из творческих импульсов – стимулов человеческой личности».

Таким образом, не ум, а сердце является истинным господином в человеке. Можно наблюдать, что ум играет всегда подчиненную роль и обычно бессилен бывает повлиять на сердце, сам являясь слугой последнего. Так, при испорченности сердца ум способен оправдать все низкие поступки человека. Своих ближних и знакомых человек судит в зависимости от сердечной симпатии или антипатии к последним.

Также трудно, а может быть, и невозможно переубедить человека в каком-либо положении, если это положение не согласуется у него с известными эмоциями.
Поэтому, как пишет о. Иоанн С:
«При образовании чрезвычайно вредно развивать только рассудок и ум, оставляя без внимания сердце, – на сердце больше всего нужно обращать внимание; сердце – жизнь, но жизнь, испорченная грехом; нужно очистить этот источник жизни, нужно зажечь в нем чистый пламень жизни так, чтобы он горел и не угасал, и давал направление всем мыслям, желаниям и стремлениям человека, всей его жизни. Общество растленно именно от недостатка воспитания христианского.»

Как указывают св. Отцы, мы часто не желаем греха только по рассуждению, т. е. по уму. Но чувства наши в иных случаях побуждают ко греху, и тогда мы бываем сильно боримы греховными помыслами. Поэтому одно рассуждение не сильно победить в нас страсти.
Следует учитывать, что всякая новая мысль, дошедшая до ума, вместе с тем падает и на сердце. Здесь она попадает как бы на пробный камень для проверки ее приемлемости для человека. Если только сердце одобрит ее, то она признается истинной и принимается.
Это опробование мысли производится именно сердцем, а не умом с его логикой. Мысли, не нравящиеся сердцу, им отвергаются как ложные, причем сердце тотчас же дает поручение уму – опровергнуть мысль, доказать ее ложность.

Иногда мысль бывает настолько правдоподобной, что уму сразу не удается ее опровергнуть. Тогда сердце начинает беспокоиться, человек раздражаться. (Отсюда старая греческая поговорка: "Юпитер, ты сердишься – значит, ты не прав".)
Если уму удается это сделать, то человек успокаивается; если нет, то это ввергает человека в длительное беспокойство от внутреннего противоречия между повелениями сердца и суждениями разума. Начинается внутренняя борьба.

Итак, в ряде случаев можно наблюдать очевидное противоречие сердца и ума. Ум диктует человеку один поступок, а сердце (чувство или страсть) велит делать другое.
Усилия человека, работающего над собой, могут иметь разные направления. Чаще всего они направляются к развитию ума, т. е. к накапливанию знания. Очень редкие стремятся к очищению сердца даже в среде христиан.
В современности первое направление неизмеримо преобладает над вторым. Светский ученый – идеал современности; чистота сердца – святость – почти перестала служить предметом стремления. Между тем чистое сердце есть сосуд Духа Святого, это божество на земле, это свет, счастье и радость для окружающих его, хотя бы с этим сердцем сочеталось образование простолюдина.

Значение в человеке сердца характеризуется и на искусстве влияния на людей.
Кто знаком с этим искусством, тот знает, что чаще всего бесполезно взывать к разуму, пробовать переубедить человека логическими доводами, победить диалектикой. Ключ успеха – уметь задеть сердце человека, найти вход в него, найти в нем слабое место, часто – тщеславие, сребролюбие и т. п.
После ублажения сердца человека и ум его будет склонен к тем положениям, которые ему пробуют привить. Мудрый ап. Павел так начал свою защитительную речь перед Феликсом:
«Зная, что ты многие годы справедливо судишь народ сей» и т. д. (Деян. 24:10).

Умная Иудифь, когда хотела расположить к себе сердце предводителя войск Навуходоносора – Олоферна, так повела свою речь:
«Ибо мы слышали о твоей мудрости и хитрости ума твоего, и всей земле известно, что ты один добр во всем царстве, силен в знании и дивен в воинских подвигах» (Иудифь. 11:8).

А мудрый патриарх Иаков до встречи с братом Исавом счел нужным предварительно умилостивить его подарками – вперед посланными стадами коз, овец, верблюдов, ослов и т. д. (Быт. 32:13-21).

Чувство очищенного сердца есть более верный показатель истины, чем заключение ума: так, Лука и Клеопа, шедшие в Еммаус, не могли умом распознать Христа, но сердце их не обмануло и «горело» в течение встречи с Господом (Лк. 24:32).
«Чувства [сердца] навыком приучены к различению добра и зла», – пишет об этом же ап. Павел (Евр. 5:14).

Чтобы понять человека, надо прежде всего распознать его сердце.
Однако это не так легко сделать. Как говорит пророк Давид:
«Делают расследование за расследованием… до глубины сердца» (Пс. 63:7)

Вместе с тем, как пишет схиархимандрит Софроний:
«Подлинная христианская жизнь течет там, в глубоком сердце, сокрытом не только от посторонних взоров, но в полноте и от самого носителя этого сердца. Кто входил в этот таинственный чертог, тот, несомненно, испытал изумление перед тайной бытия… и сознает невозможность уловить процессы духовной жизни сердца, которое глубиной касается того бытия, где уже нет процессов».

«Войди в себя, пребывай в сердце своем; ибо там Бог», – говорит Ефрем Сириянин.

А прп. Никифор пишет:
«Когда ум соединится с сердцем, то исполняется неизреченной сладости и веселия. Тогда видится ему, как воистину Царство Небесное внутри нас есть».

Различие в значении для человека сердца и ума становится особенно очевидным при отношении их к вечности.
Чувство милосердия, любовь к истине (правде), нищета духа, кротость сердца и другие христианские добродетели – все это переносится за гроб бессмертной душой, сохраняется для вечности.
Это тот «актив», тот запас «елея мудрых дев» (Мф. 25:2), который обусловливает приобщение души к Царству Истины и Красоты.
Гнездящиеся в сердце земные страсти и пристрастия – это тот «пассив», который не дает возможности такого приобщения, ибо «не войдет в него ничто нечистое» (Откр. 21:27).

Достижения же ума здесь безразличны. Изощрен ли он, умудрен ли наукой и земными знаниями – все это не имеет никакого значения при суждении о пригодности души к Царству Небесному. И если двери Царства Небесного широко раскроются перед простецом с чистым сердцем, то они могут оказаться плотно закрытыми для ученого с мировым именем.

Сердце человеческое можно сравнить с чашею, наполненною или благовониями, или, наоборот, веществами, издающими тошнотворный запах и смрад.
Если сердце преисполнено любви Христовой, милосердия, нищеты духа, смирения, покорности воле Господней и т. д., то из такого сердца как бы несется веяние духовных благовоний, которые приятны Богу и включают человека в сферу Царствия Божия.
Смрад страстей: гнева, жестокости, гордости, сребролюбия, сластолюбия и т. д. – включает человека в сферу господства сатаны, т. е. ада.

Следует сказать, что духовные люди, обладающие способностью «духовного различения», сразу могут определить и оценить сущность вновь встретившегося человека познанием его сердца так же, как можно сразу оценить содержимое сосуда по физическому запаху из него. При значительном же уклонении сердца у человека в какую-либо крайность – добродетели или порока – последние уже прямо отражаются на внешности человека. Об этом так пишет старец Силуан:
«Знал я одного мальчика, вид его был ангельский – смиренный, совестливый, кроткий; лицо белое с румянцем, глазки светлые, голубые, добрые и спокойные. Но когда он подрос, то стал жить нечисто и потерял благодать Божию; и когда ему было лет тридцать, то стал похож и на человека, и на беса, и на зверя, и на разбойника, и вид его был скаредный и страшный. Но видел я и другое. Видел я людей, которые пришли в монахи с лицами, искаженными от греха и страстей, но от покаяния и благочестивой жизни они изменились и стали очень благообразными».

О том же говорит и о. Александр Ельчанинов, который пишет:
«Грех – разрушительная сила, и прежде всего для своего носителя; даже физически грех затемняет, искажает лицо человека».

Люди говорят о «мягком» и «жестком» сердце. Первое обычно бывает у детей; «жесткое» – у большинства взрослых.
Как видно из этих терминов, для духовного сердца может протекать процесс, аналогичный склерозу физического сердца. Этот своеобразный склероз, как и физический склероз, усиливается обычно с возрастом.
Причиной его является развитие в сердце страстей, порабощение греху, удаление от Бога, удаление от детской чистоты и невинности. От этого в человеке охладевает любовь к людям (с сохранением, может быть, пристрастия к близким из родных) и теряется отзывчивость к чужому горю; сердце делается немилосердным, «жестким». С отходом от детской чистоты теряется и способность к слезам.
В женщину вложено Богом более нежное, любящее, отзывчивое и милосердное сердце, чем в мужчину. Поэтому и у взрослой женщины (в среднем) сердце «мягче», чем у мужчины, и женщина менее подвержена духовному «склерозу сердца».

К большому счастью человечества, духовный «склероз сердца» может быть совершенно излечен, в отличие от физического. Это достигается через глубокое покаяние и действие благодати.
Тогда сердце человеческое молодеет, возвращается к детской чистоте и невинности, приобщается к Христовой любви, делается вновь отзывчивым, чувствительным, «мягким». Возвращается при этом ранее утраченная способность к слезам. Пророк Давид так характеризует этот процесс в своих псалмах:
«обновляется, подобно орлу, юность твоя» (Пс. 102:5).

Между сердцем и умом имеется естественная тесная связь. Болезни души обычно затрагивают сразу и сердце и ум, хотя некоторые из них, как например страсти, теснее связаны с сердцем.
Также лишь при чистоте сердца может получить развитие благодатный разум веры. И постижение разумом веры трудно отделить от постижения сердцем. У подвижников благочестия появляется способность при внимании к состоянию своего сердца господствовать и над умом, т. е. над своими мыслями. Об этом так пишет схиархимандрит Софроний:
«Ум по мере очищения от страстей становится более сильным в борьбе с помыслами и более устойчивым в молитве и богомыслии; сердце же, освобождаясь от омрачения страстей, все духовное начинает видеть чище, яснее, до убедительной ощутимости.
Ум, соединившись с сердцем, пребывает в таком состоянии, которое дает ему возможность видеть всякое движение, происходящее в сфере подсознания. Пребывая внутри сердца, ум усматривает в окружении его появляющиеся образы и мысли, исходящие из сферы космического бытия и пытающиеся овладеть сердцем и умом человека. В форме помысла, т. е. мысли, связанной с тем или иным образом, является энергия того или иного духа. Натиск идущих извне помыслов чрезвычайно силен, и чтобы ослабить его, подвижник нуждается в течение всего дня не допускать ни единого страстного взирания, не позволить себе пристрастия ни к чему».

Итак, сердце является истинным господином души, и его значение для вечной жизни несравнимо выше значения ума. Лишь в сердце зарождается и живет любовь Христова, а про преимущество последней перед знанием так говорит ап. Павел:
«Знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего не знает так, как должно знать. Но кто любит Бога, тому дано знание от Него» (1Кор. 8:1-3).

источник: Н.Е.Пестов (1892-1982), богослов, историк Православной Церкви, доктор химических наук - специалист в области технологии минеральных удобрений, профессор, кавалер ордена Ленина

5. Созерцание

---

     Да созерцаю Господа Иисуса, распятого на Кресте, а именно:
1) как сострадательная любовь к людям не умалилась в Нем от Его мучений;
2) с какой любовью дает Он Матери утешение, указывая Ей на Иоанна как на сына вместо Себя;
3) с какой любовью молится Он Отцу о людях:
"Отче! прости им, ибо не знают, что делают!"

---

(Прим. - Ред.)

Иконография: тема Распятия в Православной иконографии
часть 21-22 (части 19-20 см. в приложении к Охридскому прологу от 4 апреля (22 марта); окончание в приложении к Охридскому прологу от 6 апреля (24 марта))

XXI.
Согласно Евангелию, смерть Христа ознаменовалась мощным землетрясением: «и земля потряслась, и камни расселись» (Мф. 27:51). До настоящего времени в Иерусалиме сохраняется фрагмент скалы Голгофы с трещиной, образовавшейся, как утверждают, в результате того самого землетрясения. На иконах мы тоже видим трещину и пролом под Крестом.

Внутри пролома практически всегда изображается человеческий череп. Иногда чуть ниже или позади черепа пишутся две перекрещенные кости. В ближайшем толковании череп и кости символизируют останки Адама, ибо согласно одному из преданий, он был захоронен на Голгофе. И если это сказание справедливо, остаётся ещё раз восхититься Божественным Провидением, определившим, чтобы смерть Искупителя, послужившая для победы над всеобщей смертью, была встречена Жизнью именно там, куда был низведен в землю тот, через кого начал действовать закон: согрешишь — смертью умрешь (Быт. 2:17).

«Есть сказание, — пишет об этом святитель Василий Великий, — сохранившееся в Церкви по неписанной памяти, будто бы Иудея первым обитателем имела Адама, который по изгнании из рая (Быт. 3:23) поселен был в сей стране для утешения в своих потерях. Потому она первая приняла и мертвого человека, когда над Адамом исполнилось осуждение. Жившим тогда показалось новым это зрелище — головная кость, на которой распалась плоть, и они, положив череп на том месте, назвали его лобным местом (Мф. 27:33). Вероятно же, и Ною не был неизвестен гроб началовождя всех человеков, и потому после потопа предан был им этот слух. Почему Господь, изыскав начатки смерти человеческой, приял страдание на так называемом лобном месте, чтобы там же, где тление людей положило начало, началась жизнь Царствия и чтобы смерть как стала сильной во Адаме, так обессилела в смерти Христовой».

Не все, правда, согласны с этим преданием, и среди них — блаженный Иероним, объясняющий и название «Лобное», и высший смысл Распятия Господа именно на Голгофе по-другому.
«Я слышал, — сигнализирует он, — что некто объяснял, будто лобное место есть то, на котором был погребен Адам, и оно названо так потому, что там скрыт череп древнего [первого] человека, и будто бы в связи с этим стоит изречение апостола: Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос. Благоприятное толкование и ласкающее слух народа, но неверное. В действительности же вне города, за воротами находятся места, где отсекаются головы осужденных, и эти места получили название лобное, то есть место обезглавленных. Господь распят там ради того, чтобы воздвиглось знамя мученичества там, где было поле осужденных и, как ради нас Он сделался проклятием крестным, был бичуем и распят, так и для спасения всех Он, как будто злодей, распят между злодеями».

А иные и вовсе соотносят название «Лобное место» с тем, что оно было похоже на залысину.
Впрочем, все три толкования могут быть сведены воедино.

XXII.
1) В догматическом плане черная тьма, проглядывающая сквозь трещину и пролом, символизирует ад. Тем, что пролом обозначен под поверхностью горы, проповедуется учение о том, что ад располагается в потаенных глубинах земли. Это учение - Богооткровенное.
Так, патриарх Иаков, охваченный скорбью из-за утраты любимого сына Иосифа, думая, что тот мертв, произнёс:
«с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю» (Быт.37:35).

Равно и Моисей, возвещая близость наказания возглавляемых Кореем бунтовщиков, обозначил ад, как место, расположенное в недрах земли:
«...если Господь сотворит необычайное, и земля разверзет уста свои и поглотит их [и домы их и шатры их] и все, что у них, и они живые сойдут в преисподнюю (во ад), то знайте, что люди сии презрели Господа...» (Числ. 16:30).

Доказательством истинности слов Моисея стало исполнение этого грозного провозвестия:
«Лишь только он сказал слова сии, расселась земля под ними; и разверзла земля уста свои, и поглотила их и домы их, и всех людей Кореевых и все имущество; и сошли они со всем, что принадлежало им, живые в преисподнюю (во ад), и покрыла их земля, и погибли они из среды общества» (Числ. 16:31-33).

Пророк Исаия, предрекая участь нечестивого вавилонского царя и вместе с тем возвещая наказание тому, кто будет стоять у него за спиной — сатане, — также соотнёс ад с земными глубинами:
«Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14:15).

«Мы не верим, — замечал Тертуллиан, — ни в лишенную растительности впадину преисподней, ни в некую клоаку мира под открытым небом, но верим, что в стремнинах и хлябях земли находится пустынная область, а в самом чреве ее — сокровенная пропасть, поскольку читаем о трех днях смерти, проведенных Христом в сердце земли, то есть в глубочайшей и потаенной впадине, запрятанной в самой земле, и внутри нее замкнутой, и находящейся ниже самых глубоких бездн».

«Не переставай воображать и вспоминать, — говорит преподобный Иоанн Лествичник, — бездну темного огня, … бесконечную глубину преисподнего пламени, и тесные сходы в подземные места, ужасные пропасти, и другое сему подобное, чтобы гнездящаяся в душе нашей похотливость истребилась великим страхом».

2) Тем, что сквозь пролом проглядывает именно тьма указывается на то, что ад преисполнен тьмой.

В Священном Писании Ветхого Завета ад и характеризуется как страна «тьмы и сени смертной» (Иов. 10:21), страна мрака, «где нет устройства, где темно, как самая тьма» (Иов. 10:22).

В Новом Завете ад называется «темницей духов» (1Пет. 3:19), «тьмой внешней», где «плач и скрежет зубов» (Мф. 22:13). Сам термин «ад» ((греч. «ᾅδης» — эквивалент слова «шеол»), как и его аналог — «тартар», — указывает на ад как на царство тьмы. В древности этим словом обозначалось царство мертвых, жилище мифологического «бога» Аида.

Тьма указывает как бы на отсутствие в аду Божественного света, чем, конечно, не отрицается присутствие Бога в аду. Бог — вездесущ. И зло не может создавать такие лакуны и тайные закоулки, куда бы не проникала Божественная благодать. Но в аду эта благодать, проявляется не так, как на Небе или на земле, а иначе.

3) Трещина и пролом, из которой проглядывает тьма, символизирует разверзшиеся уста земли, и указывают на события, последовавшие за смертью Христа: схождение во ад и выведение оттуда душ праведников.

"Христос, — пишет апостол Петр, — «однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедовал» (1Пет. 3:18-19).

Апостол Павел, сообщая об этом событии, уточняет, что Господь «нисходил... в преисподние места земли» (Еф. 4:9).

Во времена Ветхого Завета ад определялся как замкнутая область со множеством обиталищ душ, которые «подобны ложеснам» (3Ездр. 4:41), с местами для обрезанных и необрезанных, среди которых различались более низменные и более возвышенные (Иез. 32:18-23). Область ада была подобна запертому загону, где господствовала смерть (Пс. 48:15).

В результате схождения Христа во ад и победы над силами тьмы ад перестал быть неизбежным пристанищем душ. Трещина и пролом — знак того, что он отперт Христом, как Он и Сам об этом говорит:
«Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти» (Откр. 1:17-18).

4) Кровь, истекающая из ребра Спасителя в направлении головы Адама, символизирует искупление праотца кровью Иисуса Христа. Мысля в более широкой перспективе, и разумея, что Адам, как родоначальник, олицетворяет собой весь человеческий род, понимаем, что рассматриваемый символ означает искупление всех людей вообще:
«Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1Кор. 15:22).

«Крест, — пишет святитель Софроний Иерусалимский, — быв водружен на Краниевом месте и имеющий на себе пригвожденного Владыку твари, «рукописание же на нас истребил» (Кол. 2:14), которое праотец Адам подписал (как долговое обязательство) тем, что приступил Божию заповедь — и Крест освободил нас от уз грехов и сделал то, чтобы мы в радости ликовали и веселились, на подобие телят, отпущенных с привязи».

источник: Леонов А. М. (преподаватель Догматического Богословия СПб ПИРиЦИ) "Тема Распятия в Православной иконографии"

6. Проповедь о немощи человека пред величием Бога

     Это святой Иоанн упал, как мертвый, увидев Господа Иисуса в славе. Святой Иоанн, возлюбленный ученик Иисуса, евангелист, девственник, любящий Господа, ревнитель святыни - не смог он ни устоять на ногах, ни сохранить присутствие духа, узрев своего Учителя в Его небесной славе и силе! Оттого-то и упал, как мертвый. Как же тогда выдержать присутствие Господа и Его взор, подобный пламени огненному, тем, кто
согрешал против Него,
восставал на Него,
хулил Его имя,
презирал Его любовь и жертву,
насмехался над Его Крестом,
попирал Его заповеди,
гнал Его Церковь,
поносил Его священников,
убивал Его верных?

     Что произойдет с ними пред лицем Господним, если [даже] святой Иоанн упал, как мертвый?
Что будет с писателями, сеющими разврат?
С воспитателями, убивающими веру в юных душах?
Со скептиками, своими сомнениями отравляющими людей?
С ворами и разбойниками?
С растлителями и детоубийцами?
Что произойдет со Христовыми врагами - если Христов друг упал, как мертвый, пред неизреченным сиянием Его славы?

     Столь безмерна слава, и сила, и власть, и красота, и владычество, и свет, и величие Господа Иисуса, воскресшего и вознесшегося, что даже ближайшие Его друзья, три года без страха смотревшие на Его лицо на земле, падают, как мертвые, увидев Его лицо на небесах, после страданий, смерти и победы!

     Господи всеславный и всесильный, осияй нас и оживи Твоей силой и славой. Тебе слава и [по]хвала вовеки. Аминь.

---

(Прим. - Ред.)

Догматическое богословие: величие Иисуса Христа

Христианство, являясь жизнью Христа, а во Христе и всякого верующего в Него, естественно поэтому не представляется какой-либо философской системой, но неизмеримо превосходит самую лучшую из них. Система как система есть дело головы, результат деятельности, быть может, и возвышенного и даже гениального ума, самого точного и острого мышления. Пред ней можно преклоняться, ею восхищаться, но для жизни она остается нередко пустым местом: жизнь не может с нею считаться и проходить мимо нее. Вот почему философские системы из книг не переходят в факты жизни и, объединяя одинаково мыслящих и то всегда в весьма малом числе и на короткое время, не творят жизни, не собирают общины-церкви.
И вот почему, с другой стороны. Евангелия нельзя вогнать ни в какую систему, и всякая попытка создать таковую в разного рода учебных и учёных трудах, кроме схоластической изворотливости, логической ухищренности и тяжелой искусственности, ничего не дает и не даст: жизнь всегда шире и глубже всяких рамок, хотя бы самой высокой и содержательной системы.

Совершенно естественно, что давая нам жизнь, Евангелие совершенно не походит на какой-либо сборник нравственных сентенций. Эти последние никого никогда не научили жизни; они только разве для одних предмет восторга, для других – раздражения. Сенеку, с его сентенциями, любопытно изучать и даже читать; но никому он не дал жизни и даже образца ее. За Христом следовали и следуют. Его жизнью и учением живут; вокруг неё и Его объединяются миллионы верующих.

Христос подлинно есть «истина, путь и жизнь» и христианство не только вера, сообщенная Им, но и вера в Него как Сына Божия и самая настоящая, действительная жизнь жизнью Его.

Обычная неудовлетворенность от художественных изображений Лица Христа Иисуса

Каждому приводилось рассматривать немало художественных и иконописных изображений Христа Спасителя. Есть изображения высоко художественной работы замечательных авторов. Но едва ли кто-либо уходил от картины или иконы Спасителя с надлежащим удовлетворением. Уносилось убеждение, что Лик Христа не поддается художественному отображению. В самых наилучших изображениях кажется, что недостает чего-то важного, что художником не схвачено в личности Спасителя чего-то существенного, не передано того, что говорило бы нам о Спасителе верно, правильно. И это впечатление неудовлетворенности обычно и у человека религиозного и неверующего, у настоящего ценителя искусства и обычного зрителя. Верность этого положения подтверждается литературной критикой многочисленных изображений Христа.

Что это значит? Откуда эта неудовлетворенность? Одно несомненно, что не кисть художника в ней повинна...

Ту же самую неудовлетворенность получаем и от литературного изображения Христа. Правда, таких изображений очень немного, но все-таки достаточно. Возьмем для примера хотя бы Э. Ренана. Христос, по Ренану, то сухой эгоист-практик, то фантазёр-утопист, то веселящийся поэт-мистик; по общественной своей деятельности – то Он духовно-нравственный реформатор иудейства, то основатель царства нищих и даже «архиреволюционеров», то проповедник скорого наступления последних дней мира. Конечно, у Ренана много тенденции: но в ней ли одной только дело?

Причина этого в многогранности Лица Иисуса Христа

Каждый из людей индивидуален, и в этой своей индивидуальности носит печать тварности своей – ограниченность. Никто из людей не воплощает в себе всей суммы свойств и тем более совершенств человека: он содержит в себе до известной степени только возможность; почему фактически одни черты души его выдаются, другие стушевываются; проявляются одни стороны человеческой его природы, а другие в ней остаются ещё в зачаточном состоянии. Эти различные проявления и исчезновения, света и тени на фоне общечеловеческой природы и определяют психический облик отдельного человека. Их-то и схватывает кисть художника, описывает перо литератора, они-то и определяют типы художественных произведений.

Можно ли найти что-либо подобное у Христа? Можно ли, например, сказать, что у Него рассудок перевешивает чувство, или чувство возвышается над рассудком? Одерживает ли у Него энергия верх над благоразумием или благоразумие над энергией? Отличается ли Он нежностью или грустью или простодушием? Человек ли Он мысли или дела? С какой бы стороны мы ни взглянули на Него, мы готовы именно эту сторону признать за существеннейшее отличительное Его душевное качество; но когда мы всмотримся в Него пристальнее и прислушаемся к нему дольше, то начинаем замечать, что все остальные стороны выдаются так же ярко.

Высота и глубина Его мысли

На самом деле, какая необычная высота духовных устремлений, глубина мысли, оригинальность и в тоже время общечеловечность и естественность Его суждений и учений.

В то время, когда человек ценился по его силе и могуществу, по высоте его имущественного и общественного положения, по приносимой им или ожидаемой от него пользе, – в это время Христос выдвигает новый принцип ценности самой по себе личности человеческой, хотя бы она была и самой последней и даже заблудшей овцой... Если для людей того времени, даже лучших, жизнь представлялась пиром («ешь, пей, веселись» (Лк.12:19)) или прозябанием изо дня в день ради достижения личных мелких целей, Христом она выставляется как «в Бога богатение», как начало того духовно-нравственного процесса, который совершается чрез единение с Телом и Кровью Его и завершается чрез бессмертие души и тела лицезрением Бога... Вопреки материализации веры у греков и евреев Христос говорит о поклонении Богу духом и истиной и о самоотверженной любви ко всему живущему... При ожидании счастья от внешнего учит о наслаждении царства мира и радости в сердцах людских.

И в каких простых, а в то же время возвышенно-содержательных фразах и суждениях Он высказывает свои высокие истины. Какие образы и сравнения, притчи и уподобления Он берет для поучения народа.

Отсюда – учение Его всегда было просто, удобопонятно и легко для восприятия самыми невежественными людьми и женщинами-грешницами, это не философская система, построенная при посредстве разных силлогизмов, где при выпадении одного звена падает и все здание.

Учение Христа – это задушевная беседа страдальца за людей о их жизни, какова она есть и какова должна быть. Естественно, что народ усиленно искал Его бесед, и за Ним следовали толпы слушателей. Среди последних можно было встретить и книжников и простецов, и богатых и нищих, здоровых и одержимых разными болезнями: все слушали Его и уходили от Него успокоенными, кроме разве фарисеев.
Он учил «как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи» (Мф. 7:29). Так может учить только тот, кто проповедует абсолютную истину и кто твердо сознает, что именно только истину он и проповедует. Поэтому-то часто искушавшие Его разными хитрыми и казуистическими вопросами книжники и фарисеи ни разу не смогли поставить Его в безответное или хотя бы в трудное положение; сами же обычно уходили от Него сконфуженными и посрамленными. И невольно просится сказать: какой Христос великий мыслитель, знаток человеческого сердца и искусный хозяин Своего слова. Но сейчас же восстает в уме другое из облика Его... А Его сердце! а область Его чувствований!..

Христос – воплощение Любви

Слово Христа было не только мудро по содержанию, просто по изложению, – оно было и жизненно: оно всегда шло от сердца к сердцу и отвечало наболевшей от жизненной суеты и неправды душе человеческой. Кто ко Христу ни подходил, всегда тот уходил от Него удовлетворенным и успокоенным: всякая болезнь находила в Нем Врача, горе – Утешителя, радость – Друга, недоразумение – Учителя и советника...
Христос был воплощенной любовью, особенно проявленной ко всякого рода нищим и убогим, обездоленным и несчастным. Ею побуждаемый, Он и чудеса творил почти исключительно ради благополучия и радости других. Сам для Себя ничего не ища и не требуя. Любовь Его влекла в дома грешников и мытарей, останавливала на пути, не покидала Его в минуты Его отдыха и покоя. Она привела Его на крест. И человечество никогда не видело и никогда не увидит более высшего в жизни проявления любви. Христос представляется полным выражением любви, и только ее. Но сейчас же вспоминается Его характер.

Целостность характера Христа

По характеру своему Христос был прост, открыт, всегда себе равен и последователен. Слово у Него никогда не расходилось с делом, учение с жизнью. Спокойствие духа и нравственная уравновешенность никогда не покидали Его даже в самые тяжелые моменты Его жизни, в часы, когда Он выступал со своими грозно обличительными речами. Ни тени презрения к одним, ни превозношения перед другими. Никто Его никогда не видел в раздражении или запальчивости. Он не делал различия в людях по их общественному положению: Он смотрел не на лица, а на их души, и от содержания последних зависела милость и любовь или гнев и обличение. Ни капли страха и тем более заискивания пред сильными: ни тени угодничества или попустительства пред богатыми. Сам не имевший где главы подклонить, Он всех одинаково призывал к горнему отечеству. Порок он всюду обличал, неправду искоренял, истину и любовь водворял, мир и радость проповедовал. И это всюду и всем: и на горе и на море, простым слушателям, и в храме книжникам и фарисеям, и на суде первосвященникам и Пилату.

Так в лице Христа Иисуса равно полно, целостно и совершенно выражены все стороны духовного мира человека. Совершенно невозможно увидеть преимущественного развития одной пред другою или преимущественного проявления Спасителем каких-либо отдельных свойств Его личности. Христос в Его человечестве в одно и то же время и высочайший ум, и глубоко любящее сердце, и целостный характер со всегда себе верной и святой волей. Только мы готовы признать одно Его свойство как существеннейшее и характерное, как сейчас же в нашем представлении встает другое, тоже как наиглавнейшее. Выразит художник одно во Христе; сейчас же как недостаток представляется опущение им другого свойства, как важнейшего. А так как и кисть художника и иконописца, и слово поэта и мыслителя могут отображать что-либо единое, чем один человек отличается от другого и что составляет сущность духовного бытия этого индивидуума, то, естественно, такого всесторонне выраженного, так целостно совершенного облика Христа они представить не могут и всякое их изображение, как бы с художественной и психологически-логической стороны совершенно оно ни было, всегда остается и останется недостаточным, неполным, нас не удовлетворяющим. Христос не был простым человеком. Свышечеловеческое отображалось во всяком Его движении, слове и деле, во всем Его Лике. Он не только больший из всех рожденных женами; Он единственный из людей. Он не только сын человеческий, но и Сын Божий. Поэтому-то Он и не поддается человеческим измерениям и описаниям, как ограничениям.

Всечеловечность Иисуса Христа

Теперь Евангелие проповедуется на всех языках среди множества различных народностей, и каждая из последних считает Христа своим человеком, близким себе, как бы от сынов её происшедшим, а потому и хорошо её знающим, се понимающим и ей помогающим. Ни с кем из великих людей, каких только знает история, так не обстояло дело. Сократ в описаниях своих учеников грек самый настоящий; глазами грека он смотрит на весь мир. Цицерон – римлянин и римлянин своего времени, его воззрения и склонности не выходят за пределы его народности. Во Иисусе Христе нет ничего национально-иудейского, местно-народного; в Нем все общечеловечно, все одинаково выше границ, места и времени, все одинаково близко каждому народу и каждому времени. Христос просто человек. Он, действительно, по слову апостола, второй Адам.

Отсутствие во Христе обычного совершенствования

К довершению человеческого Лика Христа остается ещё сказать, что в умственно-духовном облике Христа, в Его характере и нравственном совершенстве не замечается никакого развития или совершенствования.

Юношей Он сразу предпринимает исполинскую духовную работу, не грезившуюся ни одному из людей. Он называет ее царством Божиим на земле. Она стояла в полном противоречии с господствовавшей тогда политической и узко национальной идеей Мессии. При этом юноша вполне сознает величину своего предприятия и, что ещё знаменательнее, вполне уверен в его успехе. У Него на первых же шагах не заметно никакого колебания, никакого нащупывания пути, как это, например, было у Магомета, ни искания смысла жизни, как у Будды.

В первый же день выступления на общественное служение он говорит Нафанаилу, что тот увидит над Ним отверстое небо и сходящих ангелов. С первого же дня Он позволяет звать себя Царем Израилевым и Сыном Божиим. Раз за разом предрекает Он, что Его Евангелие будет возвещёно по всей земле. И когда Он в конце своего пребывания на земле, пред своим вознесением на небо, говорит своим ученикам изумительные слова: «идите, научите все народы... Я с вами во вся дни до скончания века» (Мф. 28:19-20), то в них нет ничего, что не соответствовало бы самым точным образом началу. Сократ не страдал излишней скромностью, но и тот неизменно повторял, что он ничего не знает. Христос постоянно говорил, что знает и что Он получил Свое учение от Отца. В Его учении являются везде и всегда одно и тоже нравственное совершенство и одни и те же истины богооткровения.

Во Христе нет и следа движения вперед и развития в области духовно-нравственной Его личности. С обычно-человеческой психологией это явление необъяснимо. Оно с безусловной требовательностью влечет к признанию во Христе вышечеловеческой Личности. То, что так ярко просвечивается во всех Его словах и делах, возможно было у Него только потому, что Он был не просто человек, а единственный из людей, второй Адам, Богочеловек.

источник: священномученик Михаил (Чельцов) "Христианское миросозерцание. Христианство и жизнь"