"Охридский пролог" святителя Николая Сербского: 6 апреля (24 марта)

1. Святитель Артемий (Артемон), епископ Солунский (Селевкийский).

     Родился и получил воспитание в Селевкии. Апостол Павел, придя туда и увидев Артемона, еще больше укрепил его в вере Христовой и поставил епископом этого города. Артемон с любовью и ревностью управлял словесным Христовым стадом, был врачом человеческих душ и телес и преставился в вечность в глубокой старости.

---

(Прим. - Ред.)

В древних славянских святцах «Селевкийский» писалось как «Селеоукинский», из чего явилось «Селоунский». Впрочем, и в некоторых греческих памятниках святитель назван Солунским. Святитель Артемон (или Артемий) обозначался в месяцесловах или как Селевкийский, или как Солунский. Во 2-й половине ХVII века эти два наименования ошибочно отнесли к разным лицам.)

источник: открытая православная энциклопедия "Древо"

2. Преподобный Иаков Исповедник, епископ.

святой также именуется: преподобный Иа́ков Катанский (Сицилийский)

     Пострадал за иконы от рук царя Льва Армянина. Был монахом и собратом Студийского монастыря. Когда великий Феодор Студит томился в заточении, сего Иакова предали жестоким истязаниям, чтобы отрекся он от иконопочитания. Но он пребыл стойким и верным Православию до конца. Избитым и измученным вернули его в монастырь, когда злой царь Лев люто окончил свою жизнь. В монастыре и скончался он от [последствий] тяжелых побоев и переселился в среду небесных граждан.

3. Священномученик Парфений, патриарх Цареградский.

святой не включён в современный Месяцеслов Русской Православной Церкви

     Родом с острова Митилена. Долгое время был епископом Хиосским, после чего его избрали в патриархи. Поверив ложным доносам, что он якобы действовал в ущерб [их] государству, турки сначала принуждали его к принятию ислама, а когда он решительно это отверг, то повесили его [в 1657 году].

4. Воспоминание о чуде в Печерском монастыре.

---

     Два друга, Иоанн и Сергий, побратались пред иконой Пресвятой Богородицы в этом монастыре. Иоанн был человеком богатым и имел пятилетнего сына Захария. Разболелся Иоанн и перед смертью препоручил своего сына попечению Сергия, оставив последнему на хранение много серебра и золота, чтобы тот отдал его Захарию, когда отрок вырастет. Но когда Захарий пришел в возраст, Сергий не признался в том, что принимал нечто от умершего Иоанна. Тогда Захарий попросил его поклясться в своей невинности пред той же самой иконой Пресвятой Богородицы, перед которой братался он с его покойным отцом — и он [Захарий] ничего не будет от него требовать. Сергий согласился. Но когда, поклявшись, захотел он подойти и приложиться к иконе, какая-то сила стала его удерживать, не подпуская его к святыне. Тогда вдруг начал он одержимо кричать:
«Святые отцы, Антоний и Феодосий, не дайте этому немилостивому ангелу погубить меня!»

     Ибо, по Божию попущению, на него напал демон. После этого показал он все деньги, оставленные Иоанном. Но когда кошелек открыли, то нашли означенную сумму удвоенной. Это совершилось по Божию Промыслу. Взяв деньги, Захарий отдал их на монастырь, а сам постригся в нем в монахи, прожил долго, удостоился великих Божиих дарований и мирно переселился в вечность.

---

(Прим. - Ред.)

В 5-м Слове Киево-Печерского патерика (1-я треть XIII в.) рассказывается, что киевские бояре И. и Сергий, будучи в Успенской ц. Киево-Печерского мон-ря, «видеста свет паче солнца на иконе чюдней Богородичине» и, видимо восприняв это как знамение, «в духовное братство приидоста», т. е. совершили в храме обряд братотворения, объявив друг друга духовными братьями, что предполагало тесное духовное общение и взаимопомощь в мирских делах.
Через неск. лет И. тяжело заболел и, чувствуя приближение смерти, раздал часть своего имущества нищим. 1 тыс. гривен серебра и 100 золотых гривен И. завещал своему 5-летнему сыну З. по достижении им совершеннолетия (15 лет), а до того времени доверил воспитание сына и распоряжение этими средствами Сергию (духовный брат в визант. праве приравнивался к родственникам 1-й степени).
Автор патерикового повествования свт. Симон, еп. Владимирский, указывает, что описываемые события случились при печерском игум. прп. Никоне, т. е. в 1078-1088 гг.
Когда З. исполнилось 15 лет, Сергий заявил ему, что ничего от И. не получал, т. к. тот «своим безумьем» раздал все как милостыню. З. просил у опекуна вернуть ему хотя бы часть наследства, но тот уверял, что ничего не получал от И. Тогда юноша потребовал от Сергия поклясться перед чудотворной иконой Божией Матери, «идеже братство взя со отцем моим». Сергий поклялся, но не смог поцеловать икону, поскольку Пресвятая Богородица не позволяла ему приблизиться к образу. Выходя из храма, он вдруг закричал, умоляя преподобных Антония и Феодосия Печерских защитить его от «аггела... немилостивого» и молиться за него Пресвятой Богородице, чтобы Она избавила его от бесов. На всех присутствующих напал страх, и с этого времени, замечает агиограф, в Киево-Печерском монастыре никому не позволялось клясться чудотворной Богородичной иконой. Сергий признался, что деньги И. спрятаны в «клети» в его доме. З. забрал отцовское наследство (при этом золота и серебра оказалось вдвое больше, чем завещал сыну И.) и отдал его игум. Киево-Печерского мон-ря прп. Иоанну (1089 - не позже 1108). Юноша принял постриг в Киево-Печерском монастыре и впосл. там скончался. На вклад З. в память об И. в обители, «удуже на полати восходят», был построен придельный храм св. Иоанна Предтечи (Древнерусские патерики. 1999. С. 17).

Место погребения И. неизвестно. В поздней агиографической традиции И. и З. могли отождествляться с преподобными Иоанном постником, мощи к-рого почивают в Ближних пещерах Киево-Печерской лавры (в XIX в. погребение И. могли ошибочно указывать в Ближних пещерах), и с Захарией постником, мощи к-рого почивают в Дальних пещерах лавры. Этим обстоятельством можно объяснить тот факт, что в «Описании о российских святых» (известно в списках XVIII-XIX вв.) названы вместе «преподобные отцы Иоанн и Захария постники» - святые, никак не связанные друг с другом, мощи к-рых почивают в разных пещерах лавры (Описание о российских святых. С. 28). В пользу отождествления З. с прп. Захарией постником отчасти говорят результаты биохимического исследования мощей последнего, проведенного в 80-х гг. XX в.; исследование показало, что святой скончался молодым - в возрасте 20-25 лет (Дива печер лаврських. К., 1997. С. 93; об отождествлении З. с прп. Захарией постником см.: Модест (Стрельбицкий), архиеп. Краткие сказания о жизни и подвигах святых отцев Дальних пещер Киево-Печерской лавры. К., 1885. С. 17-19; Дива печер лаврських. С. 65, 66).

Канонизацией И. и З. следует считать включение их имен в Собор всех святых, в земле Российской просиявших, состав которого был определен в сер. 80-х гг. XX в. в ходе подготовки издания богослужебных Миней (Минея (МП). Май. Ч. 3. С. 363; в списке Минеи З. назван отдельно от прп. Захарии постника).

В старопечатном издании Киево-Печерского патерика (Патерик, или Отечник, Печерский. К., 1661. Л. 116 об.) помещена ксилография 1656 г. с подписью мастера мон. Илии, иллюстрирующая чудо в Великой печерской ц., увиденное прп. Иоанном, игум. киево-печерским, и юным З. Изображение заключено в овал с барочным обрамлением, вверху надпись: «Чудо изрядно в церкви печерской. Клявшуся сергию за злато и сребро: пред иконою с[вя]тыя Б[огороди]ца». На переднем плане ангел поражает терзаемого бесами опекуна Сергия. Отрок З. с разведенными руками, удивленный происходящим, изображен справа, на 2-м плане, впереди группы черноризцев, за ним игум. прп. Иоанн. Действие происходит в интерьере собора перед иконами Богоматери с Младенцем и преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских. Этот сюжет с небольшими изменениями повторен на гравюре на меди, исполненной Леонтием Тарасевичем для печатного Патерика 1702 г. Единоличных изображений И. и З. не выявлено; в иконографии «Собор Киево-Печерских святых» они отождествляются, очевидно, с постниками преподобными Иоанном и Захарией.

источник: церковно-научный центр «Православная Энциклопедия»

---

Библеистика: клятва

Клятва – торжественное обращение к Всемогущему Богу, верному и нелицемерному Свидетелю того, что утверждается или отрицается.
Клятва у евреев была прямая и непрямая. Непосредственное обращение к Богу как к Верховному Свидетелю было дозволено Законом (Втор. 6:13), и оно выражалось в различных формах. Так, напр., выражения:
"Господь между мною и тобою пусть будет Судьей" (Быт. 16:5);
"жив Господь!" (2Цар. 12:5);
"пусть то и сделает мне Господь" (Руф. 1:17);
"свидетель мне Бог" (Рим. 1:9).

В клятвах, составлявших непосредственное обращение к Богу, хотя бы при сем и не употреблялось имя Божие, можно читать в Евангелии от Матфея:
"А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий;" (Мф. 5:34)
Далее мы читаем в Священном Писании о том, что евреи клялись иногда жизнью царя (Быт. XLII, 16), жизнью какого-либо частного лица (1Цар. 1:26), полевым скотом (Песн. 2:7), храмом, алтарем, жертвами (Мф. 23:16–22).

Клятвы вообще произносились:
а) поднявши руку вверх:
"Поднимаю руку мою к Господу Богу Всевышнему, Владыке неба и земли", сказал Авраам царю Содомскому (Быт. 14:22).
"Я подъемлю к небесам руку Мою", представляется в кн. Втор. (Втор. 32:40) сам Господь как бы клянущимся, "и клянуся десницею Моею и говорю: живу Я во век!"
б) обратившись лицом к жертвеннику (3Цар. 8:31);
в) "положивши руку под стегно" (Быт. 24:2).
Первая форма при произнесении клятвы считалась наиболее распространенной.

Клятвы произносились при следующих случаях:
а) когда заключался завет или договор между людьми (Быт. 14:22), (Деян. 23:21);
б) когда заключался договор между царем и его народом, и наоборот (1Цар. 14:24–28); (3Цар. 18:10);
в) иногда при произнесении обета (Чис. 30:2);
г) при раскрытии какого-либо преступления (Чис. 5:21). В означенном случае употреблялась особая форма заклятия, именно: заклинающий обыкновенно говорил: "заклинаю тебя Богом живым" (Мф. 26:63), и заклинаемый отвечал на это: "аминь", или: "ты говоришь".

В Послании к Евреям (Евр. 4:16–18) ап. Павел говорит следующее:
"Люди клянутся высшим, и клятва во удостоверение оканчивает всякий спор их. Посему и Бог, желая преимущественнее показать наследникам обетования непреложность Своей воли, употребил в посредство клятву."
"Из сего должно заключить, замечает по поводу означенных слов митр. Филарет, что если сам Бог для непреложного уверения употребил клятву, то кольми паче позволено и должно нам в важных и необходимых случаях, по требованию законной власти, употреблять клятву и присягу с благоговением и с твердым намерением – отнюдь не изменять ей."

Клятвы у евреев считались греховными, когда, напр., произносились в пустых случаях и напрасно (Исх. 20:7), когда клялись истуканами и идолами и др. В более чистые времена иудейской истории у евреев всякая клятва считалась священной (Нав. 9:20), но в позднейшие времена иудейские раввины уже учили, что если в какой-либо клятве не произнесено имя Божие, то она совсем не обязательна, и вследствие такого неправильного понимания и лжеучения, естественно, распространялись обманы и вероломство. Подобного рода клятвы строго воспрещались Господом и Его апостолами (Мф. 5:33–37), (Иак. 5:12).
"Не клянись вовсе, учил Господь, но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх того, то от лукавого. (Мф. 5:37).

Следуя этому учению, ессеи действительно вовсе не клялись. Ложная клятва состоит в том, что люди утверждают клятвой то, чего нет. Это грех против третьей заповеди.

источник: архимандрит Никифор (Бажанов). Библейская энциклопедия

---

Кля́тва:
1) торжественное утверждение, уверение, подкрепленное упоминанием чего-нибудь священного, ценного, авторитетного, присяга;
2) заклятие, проклятие;
3) клятва церковная — отлучение от церковного общения.

Клятва была принята в ветхозаветные времена и имела в виду призывание Бога в свидетели:
"Клятва пред Господом да будет между обоими, — заповедует Бог израильтянам через Моисея (Исх. 22:11).
Утверждая завет с Авраамом, Авимелех говорит ему: "поклянись мне здесь Богом…, И сказал Авраам: я клянусь… тут оба они клялись" (Быт. 21:23–31).
Давид пишет: "клялся хранить праведные суды Твои, и исполню" (Пс. 118:106).

Примеры неразумных клятв:
- клятва Иеффая о своей дочери (Суд. 11);
- клятва Саула (1Цар. 14:24);
в Новом Завете:
- клятва Ирода (Мф. 14:6–7);
- апостола Петра (Мф. 26:72–74).

Иисус Христос пояснил, какой должна быть клятва в (Мф. 5:33-37) и (Мф. 23:16-22), то же и у апостола Иакова (Иак. 5:12). Третья заповедь Ветхого Завета запрещает опрометчивые клятвы и ложные свидетельства. Израильтяне легко прибегали к клятве, чтобы придать своим утверждениям дополнительный вес, но клятва порабощает человека, поэтому Спаситель запретил Своим ученикам клясться. Истинный смысл этой заповеди – призыв к абсолютной честности в любых словах.


Запретил ли Христос клясться, и если да, то в чём (чем) и почему?

Как известно, в дохристианские времена клятва составляла одну из традиционных форм договорных отношений между людьми.
Так, Авимелех просил Авраама клятвенно пообещать, что не причинит зла ни ему самому, ни его сыну, ни его внуку, и будет хорошо поступать с той землей, на которой гостит. Авраам отнёсся к этому с пониманием и тут же выполнил просьбу, сказав: «Я клянусь» (Быт. 21:22-24).

В другой раз Авраам сам требовал клятвы: от слуги. Содержание клятвенного заверения касалась предполагаемой женитьбы его наследника, будущего патриарха, Исаака. Причём, согласно замыслу, слуге предстояло поклясться не Кем иным, как Богом неба и земли (Быт. 24:2-3).

Патриарх Иаков (родоначальник двенадцати колен Израиля) просил перед смертью сына, Иосифа, чтобы тот клятвенно подтвердил, что похоронит его не на территории языческого Египта, но в гробнице отцов (Быт. 47:29-30).

Таким образом, во времена Ветхого Завета клятва, сама по себе, не считалась чем-то богопротивным. Осуждению мог подвергнуться либо клянущийся непристойно, либо нарушивший клятву (без соответствующих извинительных причин).

Несколько иначе выразил отношение к клятвам Спаситель. Напоминая Своим ученикам о древнем запрете на нарушение клятвенных обязательств, Он со всею решительностью заявил:
«А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, …ни землею, …ни Иерусалимом, …ни головою твоею» (Мф. 5:34-36).
При этом добавил:
«Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет, а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5:37).

Это наставление обусловлено рядом причин.
Во-первых, всё находится под владычеством Божьим. Когда христианин клянется Богом или святыней, или даже собственной головой, по строгому счёту он клянётся тем, что принадлежит не ему, даже он сам (христиане почитают себя за рабов Божьих и по чувству смирения, и зная, что «куплены дорогою ценою» (1Кор. 7:23), то есть искуплены).
Во-вторых, давая ту или иную клятву, человек далеко не всегда предвидит все возможные условия и обстоятельства, необходимые для её исполнения; следовательно, он подвергает себя риску стать вольным или невольным клятвопреступником (если при этом он клялся Богом, храмом, Небом, собственной головой или здоровьем своих близких, его ответственность перед Судом Божьей Правды может возрасти).
В-третьих, даже во времена Ветхого Завета лжесвидетельство оценивалось как грех (Мк. 10:19). Для христианина ложь ещё более чужда (в данном случае мы не касаемся вопроса об исключительных случаях «облагороженной» лжи). Стало быть, христианин, давая обещание, должен стремиться выполнить его уже просто потому, что обещал.

Особым образом следует относиться к торжественным клятвам, предусмотренным государственным законодательством либо особыми общественными, профессиональными или иными традициями, как например, Военная Присяга, Клятва Гиппократа и пр.


Почему во времена Ветхого Завета Бог заповедовал верующим клясться Его Святым именем, тогда как во времена Нового сказал: «не клянись вовсе» (Мф. 5:34)?

Во времена Ветхого Завета клятвой подтверждались особо важные, особо значимые обещания. В среде языческих народов было в обыкновении клясться именами (ложных) богов. Естественно, при этом считалось, что поклявшийся таким образом человек брал на себя ответственность не только перед тем, кому давал обещание (во многих случаях ответственности перед обманутым он мог бы и не страшиться, и не стыдиться, например, в случае, если царь давал обещание рабу), но и перед тем, чьим именем клялся. Поэтому невыполнение клятвы считалось серьёзным проступком.

Бог же, заключив Завет с еврейским народом, потребовал от евреев, чтобы в случае необходимости особой, возвышенной клятвы, которую предполагалось исполнить и которая не противоречила Божьему закону, они клялись не именем ложных богов, но Его святым именем:
«Господа, Бога твоего, бойся, и Ему [одному] служи, [и к Нему прилепись,] и его именем клянись» (Втор. 6:13).

Таким образом, повеление клясться Божественным именем было связано, как минимум, с двумя аспектами:
во-первых, клянясь Его именем, иудей исповедовал истинную веру в Бога,
во-вторых, брал на себя обязательство осуществить сказанное перед лицом Высшего Судьи.
Потенциально возможное нарушение этого обязательства осознавалось им не только как вина перед ближним (инородцем, иноверцем), но и как тяжкий грех против Господа:
«Не клянись именем Моим во лжи, и не бесчести имени Бога твоего» (Лев.19:12).

С наступлением Нового Завета многие нравственные требования были дополнены или усилены. Это объяснимо, так как с совершением Искупления и образованием Церкви человек получил возможность благодатного преображения. Те требования об обязательности исполнения клятвы, которые налагались на ветхого человека, в отношении обновленного благодатью христианина распространяются на обещания вообще. По строгому счёту, он должен проявлять христианскую ответственность и давая, и соблюдая свои обещания, даже если они не усилены дополнительным словом «клянусь».

источник: сайт "Азбука веры"

---

Средневек. Церковь осуждала использование любых клятв, основанием для чего служил прямой запрет Христа в Нагорной проповеди (Мф. 5:33-37). Соответствующие запреты содержало и каноническое право. В древнеслав. Кормчей 14 титулов, известной на Руси с XI в., правила Ап. 25, Халкид. 18, Трул. 93, Васил. 10, 64, 82 осуждают в принципе клятву и предусматривают для «клятвьников» наказания:
для мирян - отлучение от Церкви до 10 лет (в разных правилах по этому поводу устанавливаются разные условия и сроки отлучения),
для духовных лиц - в любом случае лишение сана.

29-е прав. св. Василия Великого содержит рассуждение о том, как надо вразумлять клятвенников; в этом постановлении не просто осуждается клятва, но разъясняется, что ее принесение нельзя рассматривать как абсолютное обязательство, и поэтому нет ничего страшного в нарушении обещаний, если их выполнение потребует нарушения истинно важных нравственных принципов и законов.

Убежденным противником принесения клятвы был также свт. Иоанн Златоуст, к-рый неоднократно высказывался на эту тему, в частности в толковании на указанное место Нагорной проповеди (его «Слово о клянущихся» на Руси входило с XII в. в четий сборник для мирян «Златоструй»).

Широкая распространенность клятв с тем или иным религ. содержанием практически во всех христ. странах связана прежде всего с отсутствием или дефицитом способов и механизмов фиксации и подтверждения к.-л. обещаний и контроля (общественного и/или государственного) над их исполнением. В устной культуре нек-рый уровень общественного доверия может обеспечить лишь высказывание, подкрепленное высшим (сакральным) авторитетом. Значение клятвы кардинально снижается только тогда, когда широко распространяются письменность, особенно бюрократическое делопроизводство, и грамотность.

Православная Церковь, как и католическая, вынуждена была мириться с употреблением клятв в обществе, которые рассматривались как неизбежное зло, связанное с греховностью человеческой природы. На Руси с христианизацией довольно быстро исчезли клятвы с языческим содержанием (либо из обрядов языческого происхождения исчезали магические элементы - напр., рукобитье, потеряв магический смысл, сохр. до наст. времени), строго осуждались и не допускались в офиц. сферы любые божбы, но допускались нек-рые клятвы с апелляцией ко Христу, к Пресвятой Богородице, святым и/или с применением соответствующих сакральных предметов.

источник: церковно-научный центр «Православная Энциклопедия»

5. Преподобный Захария.

     Сын египтянина Кариона, оставившего жену и детей и принявшего иночество. Захарию отец взял к себе, так как мать не могла его прокормить. Хоть и был он моложе многих старцев в Скиту, однако сподобился благодатных даров, вящих, нежели многие маститые [иноки]. Чувствовал он, как от Божией благодати пылало всё его внутреннее существо. На вопрос святого Макария, кто настоящий монах, Захария ответил:

«Тот, кто непрестанно понуждает себя к заповедям Божиим».

     А на вопрос аввы Моисея, что значит быть монахом, Захария снял свою камилавку, растоптал ее ногами и сказал:

«Если человек не будет столь сокрушенным, то не сможет быть монахом!»

     Был Захария великим светочем среди монахов-пустынников и в молодом возрасте упокоился в Господе.

---

(Прим. - Ред.)

В этот день в РПЦ чествуются два святых с именем Захария:
преподобный Захарий монах и преподобный Захарий, постник Печерский, в Дальних пещерах.

Преподобный Захария монах за свое особое попечение о нищих и странниках был прозван "отверстым". В печатной Минее его память обозначена как "преподобного отца нашего Захарии" - отсюда ошибочное разделение в месяцеслове Захарии и преподобного Захарии монаха.

Отождествление преподобного Захарии Постника, Печерского, с сыном киевского жителя Иоанна - Захарием, отдавшим все свое наследство на украшение Печерского храма и постригшемся в обители, необоснованно. Иоанн перед смертью передал имущество на сохранение своему другу Сергию. Это было при игумене преподобном Никоне († 1088, память 23 марта), Захарии в то время было 5 лет. В 15 лет, то есть не позднее 1098 года, он потребовал свое имущество у Сергия, чтобы передать его в монастырь. Таким образом, преподобный Захария Постник, Печерский, жил приблизительно на 200 лет позднее.

источник: открытая православная энциклопедия "Древо"

6. Стихотворение

Господь наш возвестил однажды: «Что пользы человеку
Коли все блага мира приобретет он в этом веке?
Ведь не сегодня или завтра смерть к нему придет,
Богатство в сундуках его переживет.
И что тогда корона на голове его,
Когда оставить должен ее после всего?
Какая честь от золота ему и серебра,
Если трава взойдет из иссушенного ребра!
К чему шелка и жемчуг, вкус ястий дорогих?
Ведь солнце не узрит его уже в живых!
Коль повредит душе он — чем мир ему поможет? —
Лишь тело, без души, в отверстый гроб положат,
Душа же, как и тело, в тот самый час умрет:
И в вечную погибель отныне снизойдет;
Двух мертвецов тогда придется хоронить,
А там печаль пройдет — не век о них тужить.
Пусть сберегает душу, кто в разуме стоит», —
Так нам Отец небесный об этом говорит.
Душа — вот оно благо, достойное спасенья,
Всё прочее в миру подвластно тленью.
Ты, Господи Сладчайший, открыл нам Свою волю,
Подай же помощь нам и силу в сей юдоли.
О Боже, помоги сим, душам нашим грешным,
Чтоб не погибли в скорби безутешной,
Чтоб одолеть им гордость и надмение,
Достойной став всякого прощения.

7. Рассуждение

     Некогда авва Даниил и авва Аммоний шли вместе по дороге. Авва Аммоний спросил:
«Когда, отче, доберемся мы до кельи?» (чтобы могли помолиться Богу).
Авва Даниил ответил:
«А кто у нас теперь отнимает Бога? И в келье - Бог, и вне кельи — Тот же Самый Бог».

     Этим поучаемся мы непрестанной молитве, размышлению о Боге и созерцанию Божия делания в нас и вокруг нас. Храм облегчает и усиливает молитву. Этому же неким образом способствуют закрытость [от мира] и уединение. Но кто не захочет молиться, того не свяжут ни храм, ни келья. Равно как и того, кто ощутил сладость молитвы, не отлучат от нее ни природа, ни путешествие.

---

(Прим. - Ред.)

Нравственное богословие: сердечная молитва

Сердце и молитва

Крайне важна связь сердца с молитвой, ибо вся тайна христианства в молитве, и тайна быть христианином заключается в умении молиться. Молитва разделяется на словесную молитву, молитву ума и молитву сердечную (духовную, внутреннюю). Первая является наиболее простой, но и наиболее поверхностной, а суть сердечной молитвы – войти в сердце и взывать оттуда к Богу:
«Собери ум свой в сердце, и оттуда мысленным воплем призывай на помощь Господа Иисуса, говоря: Господи Иисусе Христе, помилуй мя!» (преподобный Григорий Синаит);
«Должно всегда вращать в пространстве сердца нашего имя Иисус-Христово…» ( преподобный Исихий Иерусалимский).

Правильная молитва (ибо есть молитва и неправильная, прелестная) связана с сердцем:
«чуждая прелести молитва есть теплота с молитвою к Иисусу, ввергающему огнь в землю сердца нашего, – теплота попаляющая страсти, как терния, вселяющая в душу веселие и тишину, и приходящая не с десной и не шуей стороны, или свыше, но в сердце источающаяся, как источник воды от животворящего Духа» (преподобный Григорий Синаит).

В сердце разогревается особая молитвенная теплота:
«Духовная в сердце теплота есть плод чувства к Богу и всему Божественному. Зарождение ее современно обращению к Богу в покаянии. Во время покаянных трудов над очищением сердца она все более и более усиливается и из прерывающейся или по временам посещающей сердце постепенно переходит в непрерывную, пока станет наконец состоянием сердца. Когда св. Иоанн Лествичник советовал в одном месте: старайся всегда быть в чувстве к Богу и Божественному, то разумел сию теплоту. Всякий предмет, услаждающий сердце, и согревает его; потому теплот сердечных много. Духовная теплота порождается от воздействия на сердце духовных предметов, что бывает в порядке духовной жизни. Отличительная черта ее есть отрешение от всего тварного и окование внимания Богом и всем Божественным. По сей черте она отстоит от теплот душевных и телесных, как небо от земли» (преподобный Никодим Святогорец).
И далее:
«Духовная теплота в истинном своем виде есть плод присутствия в сердце благодати. Когда посещает благодать, на сердце тепло, а когда отходит – холодно. Отходит благодать, и когда человек сам выходит вовне к недолжным вещам. И тогда отхождение сие и есть и называется наказательным. Но иной раз благодать сама отходит в видах споспешествования духовному преуспеянию рабов Божиих. И тогда отхождение сие есть и называется обучительным».

И правильная мистика также связана с сердцем. По мнению православного богослова, Павла Флоренского:
«Правильное развитие всех органов, под главенством того, с которым по преимуществу связана человеческая личность, т. е. груди, – такова мистика нормальная, и она достигается не иначе, как в благодатной среде церковности. Всякая же иная мистика, хотя и дает углубление, однако нарушает равновесие личности».

Но внимать сердцу не так просто:
«дракон, князь бездны, восстает войною против внимающих сердцу…» (преподобный Григорий Синаит).
Но без вхождение вглубь своего сердца не обойтись:
«Если хочешь одержать победу над вышесказанными страстями (унынием, забвением и неведением – З. Ю.) и удобно победить полк мысленных иноплеменников, то молитвою и содействием Божиим пришед в себя, и входя в глубину сердца, исследуй сих трех сильных исполинов диавольских…» (преподобный Марк Подвижник).

То, что на Западе называют умной молитвой, появилось довольно поздно, это не Иисусова молитва, там нет системы концентрации ума в сердце. Этот кардиоцентризм является принципиально необходимым:
«Отцы Церкви знают, что с изменением физического места внимания меняется самоощущение тела, а в зависимости от этого меняется и характер молитвы, и она может приобретать нежелательные и опасные оттенки» ("Умное делание" 1994).
Здесь возможны две крайности: отклонение от сердца либо вверх (к голове), либо вниз (к животу). В первом случае начинают преобладать схематизм, рассудочность, мечтательность. Во втором – стремление к «откровениям», «видениям» и т. д., что ведет к тяжелой духовной болезни – прелести. Остановимся подробнее на втором случае.

В святоотеческой традиции неоднократно встречаются предостережения о неопускании внимания при молитве ниже сердца. В XIX веке об этом подробно и во многих своих работах писали св. Феофан Затворник и св. Игнатий (Брянчанинов). Здесь все понятно, и не вызывает никаких разногласий – необходимо только время и желание чтобы прочитать эти труды, переизданные и в наше время. Но иногда в святоотеческих трудах говорят о смотрении (внутренним взором) на пуповину. Например, Григорий Палама советует монаху «не блуждать взором то туда, то сюда, но словно на каком-нибудь упоре останавливать его на своей груди или пупке». Что же это значит, и в каких случаях это нужно делать? Это является одним из вспомогательных приемов, которым монах-исихаст «старается возвратить свой ум внутрь себя». При этом сердце (грудь) является первым и главным местом концентрации, а пупок (живот) – вторым и необязательным. Подобная их иерархия связана с принципиально разными их оценками с точки зрения духовного делания: сердце является духовным и душевным центром (а очищенное сердце – и престолом Божиим), а живот, наоборот, является не только периферией, но и, во многом, антагонистом сердца. Он – логово страстей:
«сила мысленного зверя на пуповине живота, потому что здесь закон греха имеет свою власть и питает зверя» (святитель Григорий Палама);
«вся сила дьявола против мужей заключена в чреслах, в пупе – вся мощь его против женщин» (преподобный Иероним Блаженный).

Даже когда очищается сердце, изгнанный из него змей опускается ниже, в живот, и пытается задержаться там. Но духовным подвигом христианские подвижники изгоняют его и оттуда. Это – сложная и нелегкая работа, невозможная без Божьей помощи и духовного окормления. И именно для борьбы с этим зверем-змеем и предлагается в исихастской традиции обращаться на пуповину: «утвердить тут противоборствующий ему закон вооруженного молитвой ума (Рим. 7:23), чтобы изгнанный баней возрождения (Тит. 3:5) злой дух, вернувшись с семью другими и злейшими духами, не вселился вновь и последнее не стало хуже первого (Лк. 11:26)» (святитель Григорий Палама).

В нехристианской традиции все практически наоборот. Особенно ярким примером этого является индийская йога. Она также знает о находящемся в человеке змее, но при этом даже и думать не смеет о его изгнании, а все силы и специальные приемы прикладывает к тому, чтобы его активизировать и развить. Речь идет о Кундалини-змее. Как известно, существует даже специальная кундалини-йога, использующая именно работу с Кундалини, хотя в сущности на этом строятся и все остальные йоги.

Закономерен интерес к пупку в современной «эзотерической» литературе. И если подобные авторы встают перед дилеммой между сердцем и пупком, о выборе сердца не приходится и говорить.

А если исследователи, не понимающие сути сердца, приступают к изучению сердечного христианского делания, то ничего кроме проекции на этот метод их собственных установок не происходит. Справедливости ради надо сказать, что эту часть аскетической работы не понимали и раньше (те, кто не особенно хотел вникать в суть монашеского подвига). Именно подобному непониманию подвергся афонский исихазм – наиболее разработанная школа христианской сердечной практики – во время Григория Паламы (XIV в.). В чем же обвиняли исихастов его противники и главный из них – итальянский монах Варлаам Калабрийский. Они называли исихастов омфалопсихами – теми, у кого душа в пупке (психос – душа, омфало – пупок). Понятно, что это показывает полное непонимание исихазма как такового. Только такому головному рационалисту, как Варлаам, не знающему тайну сердца, все находящееся ниже головы могло быть представлено только животом-пупком. В ответ на это Григорий Палама с горечью писал:
«Люди, назвавшие их (монахов-исихастов – З. Ю.) омфалопсихами с явной целью оклеветать обвиняемых – потому что разве кто-нибудь из молитвенников когда-либо говорил, что душа в пупке? – не только разоблачили клеветническое намерение своих нападок, но и показали сами о себе, что они оскверняют добродетельных, а не исправляют заблудших, и пишут не ради исихии и истины, а из суесловия…».

Христианские подвижники различали не только сердце от живота. Глубокий духовный опыт позволял им различать некоторые духовные области и внутри самого сердца, например, его верхнюю и нижнюю часть. При этом они советовали концентрироваться при молитве именно на верхней части сердца и не опускаться в нижнюю, ибо дух человека «имеет местом пребывания своего верхнюю часть сердца…» (святитель Игнатий (Брянчанинов)).

Тем более являются неправильной другие, несердечные, формы концентрации внимания:
«Что вы писали о некиих совершателях молитвы Иисусовой, которые кладут руку на стол и под пальцами собирают внимание, то это неуместные причуды… Это враг отвлекает от настоящей молитвы» (святитель Феофан Затворник).
Настраивание на подобные телесные ощущения используются в оккультизме, ибо подрагивание и покалывание кончиков пальцев, как при раздражении слабым электрическим током, является верным показателем вхождения в измененное состояние сознания. В различных восточных психотехниках существует концентрация внимания на позвоночнике, ладонях, ступнях, кончике носа и практически всех остальных частях тела. Таким способом внимание человека как бы специально отвлекается от сердца, которое даже в своем неочищенном состоянии может слышать отзвуки Божьего призыва и может помочь человеку прийти к Богу.

Сердечная молитва

Итак, сердце и только сердце является основным центром христианской аскезы. Быть в сердце – отличительная черта третьего, сердечного, образа молитвы. Эту наивысшую, духовную молитву не понять ограниченным рациональным рассудком:
«Третий образ воистину дивен есть и неудобоизъясним, и для тех, которые не знают его опытно, не только неудобопонятен, но кажется даже невероятным; и они не верят, чтоб подобная вещь бывала на деле» (преподобный Симеон Новый Богослов).

Важнейшей составляющей такой молитвы есть схождение ума внутрь сердца. Поскольку ум в своем греховном состоянии находится в голове, а работа по его очищению и просветлению возможна только в сердце, то по святоотеческому учению необходимо его сведение из головы в сердце.
При правильном сердечном устроении «у человека из головы переходит все внутрь сердца, и тогда как бы некий умный свет озаряет его всю внутренность, и что он ни делает, ни говорит, ни помышляет, все делает с полным сознанием и полным вниманием» (святитель Феофан Затворник).

В православном исихазме подробно разработаны даже технические приемы, помогающие схождению ума внутрь сердца. Симеон Новый Богослов так описывает практику этого сердечного делания (приводим текст в современной транскрипции):
«Посем сядь в уединенном месте особенном и безмолвном наедине, в уединенном угле, и затвори дверь, и собери ум твой от всяких временных и суетных вещей, также прилепи к груди браду твою, и внимай в сердце умом твоим и чувственными твоими очами, и удержи мало дыхание твое, и имей там ум твой, и попробуй умом обрести место, где есть сердце твое, да будет там совершенно и ум твой: и в начале обращешь там тьму, и ослепление многое, и жестокость: после же, когда творить будешь сие внимание непрестанно ночь и день, обращешь О чудеса! непрестанное веселье. Когда ум подвизался в сем обращет (он – Ю.З.) место сердечное, и тогда вдруг узрит там таковое, чего не видел никогда, никогда не знал. Узрит бо воздух оный обретающийся там внутри сердца, и всего себя светлым, и исполненным всякого благоразумия и рассуждения».

Конечно, при этом нельзя уповать только на одни технические приемы:
«Опасность психотехники, как показал долгий опыт, в том, что есть немало людей, слишком большое значение придающих самому методу» (схиархимандрит Софроний (Сахаров)).
Самое главное – «сознательное стояние в присутствии Господа со страхом, верою и любовию» (святитель Феофан Затворник).

Внимать сердцу нужно правильно, не торопясь и не спеша:
«Для новоначального искание места сердечного, то есть искание открыть в себе безвременно и преждевременно явственное действие благодати, есть начинание самое ошибочное, извращающее порядок, систему науки. Такое начинание – начинание гордостное, безумное!» (святитель Игнатий (Брянчанинов)).

Перевод ума из головы в сердце в умной молитве не следует смешивать с восточной концентрацией – на сердечной чакре анахате: последняя изначально образна, в то время, как концентрация в умном делании духовная, без образов. Кроме того различаются они и по методам концентрации, и, что еще более важно, по своим конечным целям и задачам. Пребывание в сердце в христианстве соединено с молитвой:
«С утра понудь ум свой сойти из головы в сердце и держи его в нем, и непрестанно взывай умно и душевно: Господи Иисусе Христе, помилуй мя!…» (преподобный Григорий Синаит).

Кроме того, и концентрация в сердце имеет свои особенности:
«быть вниманием надо в сердце или внутри персей, как говорят иные отцы, именно – немного выше левого сосца, и там повторять молитву Иисусову» (преподобный Никодим Святогорец).
Эти особенности надо знать и учитывать, ибо они вытекают из аскетического опыта: «не побрезгуй сим замечанием, как оно ни покажется тебе слишком простым и мало духовным». В святоотеческом же опыте, безусловно, все имеет свою важность и ценность.

Но, кроме направленности в сердце, можно говорить и о собирании в сердце.
«Кто-то еще говорил: меня старец мой учил сначала приучаться мыслями за келию не выходить; а в келии что?! – молитва, чтение, богомыслие, рукоделие. Потом, говорит, не пускай их за пределы тела, занимая себя тем, что внутри происходит. Наконец, укройся, говорит, в сердце» (святитель Феофан Затворник).
Тот же, кто постоянно собирает себя в сердце получает большое преимущество:
«Собранный зрит все в себе. Кто в центре, зрит по всем радиусам, все видит в круг ровно и как бы в один раз, а выступивший из центра видит по направлению одного только радиуса; …кто собран внутрь, видит все движения своих сил, – видит и управлять может».

Собранная и творящаяся в сердце молитва ведет к целостности человека.
«В молитве нашей мы стремимся предстать в единстве и целостности нашего существа; прежде всего в соединении ума с сердцем. Чтобы достигнуть сего блаженного соединения двух наиглавнейших сил нашей личности – мы не прибегаем ни к каким искусственным средствам (психотехнике); в начале мы приучаем ум вниманием стоять в молитве, как нас учат отцы; т. е. внимательно произносить Имя Иисуса Христа и прочие слова молитвы. Сосредоточенное призывание Имени Божия с повседневным усилием жить согласно заповедям Евангелия приводят к тому, что и ум, и сердце естественно сливаются в едином действии» (схиархимандрит Софроний (Сахаров)).
В такое единение приводит Божья рука, дарующая благодать:
«От прикосновения руки ко всему существу моему, ум, сердце и тело соединились между собою, составили нечто целое, единое» (святитель Игнатий (Брянчанинов)).

Одной из главных трещин, образовавшихся в человеке после его грехопадения, является трещина между умом и сердцем. Благодатью Божьей происходит их соединение:
«Разъединение ума с сердцем, противодействие их друг другу, произошло от нашего падения во грех: естественно Божественной благодати – когда она прострет перст свой для исцеления сокрушенного и раздробленного на части человека его падением – воссоединять разделенные его части, воссоединять ум не только с сердцем и душею, но и с телом, давать им одно правильное стремление к Богу» (святитель Игнатий (Брянчанинов)).
Вот как оно описано в святоотеческой традиции:
«Как муж некий, бывший в отлучке от дома, когда возвратится, сам себя не помнит от радости, что опять увиделся с детьми и женою, обнимает их и не наговорится с ними: так и ум, когда соединится с сердцем, исполняется неизреченной сладости и веселия. Тогда видится ему, как воистину царствие небесное внутрь нас есть…» (Никифор Уединенник).

Соединение ума и сердца дает многое. Оно дает духовную силу:
«Вместе с соединением ума с сердцем подвижник получает силу противостоять всем страстным помыслам и страстным ощущениям» (святитель Игнатий (Брянчанинов)).
С ним приходит в душу мир Христов:
«Если же ты ощутил, что соединился ум твой с душою и телом, что ты уже не рассечен грехом на части, но составляешь нечто единое и целое, что святый мир Христов возвеял в тебе, то храни со всевозможным тщанием дар Божий».
Это тот мир Христов, который как бы возвращает человеку его целостное состояние до грехопадения.

Но и при соединении ума и сердца, сердце должно первенствовать:
«Духовное видение духов совершается умом и сердцем. Обличает духов лукавых сердце; ум недостаточен для сего: ему не различить одними собственными силами образов истины от образов лжи, прикрытых образами истины» (святитель Игнатий (Брянчанинов)).

Не менее важно первенство сердца и в нашей обыденной жизни:
«Все наши поступки, все наше поведение с ближними должны быть управляемы верою, что Иисус Христос призвал весь человеческий род к единству под единым Богом. Кто перевел эту веру из простой мысли в живое содержание духа, из головы в сердце, тот во всяком человеке встретит своего, близкого, знакомого, родного, брата».
Но, понимание важности и значимости сердца в нашей жизни затруднено тем, что многие люди очень рациональны (цереброцентричны), либо заземленно-чревны (вентралоцентричны).

И в заключение, приведем некоторые краткие обобщения.
Во-первых, безусловно, понятие сердца несет на себе огромную смысловую нагрузку в контексте христианской культуры. Без тщательного анализа этого понятия невозможно проникновение в мир православной духовности.
Во-вторых, невозможно изучать и описывать христианскую антропологию без обращения к сердцу.
И в-третьих, духовный путь человека к Богу есть очищение его сердца и борьба с гнездящимся в нем после грехопадения змием.

источник: "Словарь христианской антропологии и психологии" Автор-составитель Ю. М. Зенько

8. Созерцание

---

     Да созерцаю Господа Иисуса, распятого на Кресте, а именно:
1) считая капли Его пречистой Крови и перечисляя мои грехи;
2) считая Его скорбные воздыхания и последовательно приводя на память глупые дни смеха моего.

---

(Прим. - Ред.)

Иконография: тема Распятия в Православной иконографии
часть 23-28 (части 21-22 см. в приложении к Охридскому прологу от 5 апреля (23 марта)

XXIII.
Достаточно часто на иконах Распятия пишутся ангелы. Их количество определяется по-разному, например, их может быть два или четыре, или шесть. Иногда ангелы указывают руками на Христа, иногда прикрывают одеждами лица, а иногда один из них держит крест, а другой — чашу. Эти символы можно связать со словами Христа, сказанными Им апостолам Иоанну и Иакову:
«Можете ли пить чашу, которую Я пью и креститься крещением, которым Я крещусь?» (Мк. 10:39).
Кроме того, этой атрибутикой указывается на главные Таинства Церкви: Крещение и Евхаристию. По согласному учению отцов, кровь и вода, проистекшие из ребра Искупителя, тоже символизируют Таинства: Крещение и Евхаристию.

XXIV.
На иконе «Распятие», авторство которой приписывают Дионисию, ангел, расположенный по левую руку от Христа, облаченный в красную одежду, стремительно движется позади женской фигуры, обернувшейся назад. Вокруг головы этой женщины — нимб. Это — образ Синагоги.
Обращенность фигуры вспять объясняется исходя из слов Искупителя:
«возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Ин. 29:62).
Этот образ хорошо согласуется и с историей Лота, чья жена, не прислушавшись к словам ангела, обернулась и превратилась в соляной столп. Смысл такого иконографического пассажа выражается в том, что Синагога утратила власть, данную ей Богом во времена Ветхого Завета, как ослушница, непокорная Божественному Промыслу, и как благословившая в лице своих руководителей убийство Владыки. Как видим, под действием ангела женщина, олицетворяющая Синагогу, не просто летит, а летит очень резво и быстро.
С другой стороны, по правую руку от Спасителя — ещё одна фигура, сопровождаемая ангелом. Она стремится ко Кресту. В ней читается образ Вселенской Кафолической Церкви. На ранних иконах этот образ воспроизводился в виде женщины, собирающей в чашу священную Кровь.

XXV.
Иногда изображения Распятия наполнены светом. А иногда фон икон пишется темными красками. Светлым фоном обозначается наполненность мира сиянием Славы Божества. Темный же цвет может читаться двояко: он может указывать и на тьму, наблюдавшуюся зримо, и на тьму неверия и греха. О таком сочетании света и тьмы пророчествовал Исаия:
«Светись, светись Иерусалим, ибо пришел твой свет и слава Господня на тебе воссияла. Вот тьма покроет землю, и мрак — народы» (Ис. 60:1-2).

XXVI.
Христос и собранные вокруг Него люди и ангелы символизируют полноту Церкви. В этом значении сгруппированные по разным сторонам от Креста мужчины и женщины напоминают о том, что в древности представители разных полов располагались во время богослужения в разных частях храма. Сам Христос напоминает об одном из важнейших образов Церкви — Теле Христовом.

XXVII.
Иногда возле подножия Креста пишутся отверстые гробы, из которых вылазят фигуры людей. Этим напоминается о раскрытии гробов, совершившимся после смерти Мессии:
«Иисус же, опять возгласив громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим» (Мф. 27:50-54).
А на некоторых ранних иконах из гроба выдвигается и фигура Адама.

XXVIII.
На иконах типа «Процветшее древо Христа» Распятие представляется в более развернутой композиции. В рамках этой иконографии Крест Христов изображается аллегорически: в форме расцветшего плодоносящего древа. Там же представлены и плоды Искупления. Помимо Христа, Который воспринимается как Евхаристический Хлеб, отмечены: цепь, сдерживающая ад и сатану; десница, отпирающая Рай; десница, поражающая смерть; десница, венчающая верных.

источник: Леонов А. М. (преподаватель Догматического Богословия СПб ПИРиЦИ) "Тема Распятия в Православной иконографии"

9. Проповедь о верности в страданиях и о венце жизни

     Своими страданиями Господь облегчил наши страдания. Претерпел Он величайшие муки и вышел [из них] победителем - посему и может Он ободрять нас в наших малых страданиях. Он страдал и терпел за правду, мы же страдаем и терпим, неся кару за свои грехи. Посему вдвойне может Он от нас требовать, чтобы выстояли мы до конца, как выстоял Он, безгрешный.

     Ведь Ему никто из нас не помог и не облегчил мук и терпения, а Он, когда мы страдаем, стоит рядом с каждым из нас, облегчая нам наши беды и скорби. Потому-то и имеет Он полное право сказать любому страдальцу за Его имя:
«Не бойся!»

     Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть, — говорит Он, — потому что [и] Сам Я перенес все страдания и знаю их. Ни одного страдания Я не убоялся, но все их воспринял на Себя и все их, в конце концов, одолел. Одолел Я их, не отвергая их или убегая от них, но приняв их все на Себя добровольно и подъяв их все до конца. Так и ты прими на себя добровольно страдания, а Я вижу и знаю, сколько можешь ты понести и как долго.

     Если эти страдания будут продолжаться до самой смерти и даже причинят тебе смерть - и тогда не бойся:
"Я дам тебе венец жизни."

     Увенчаю тебя жизнью бессмертной, вечной, в которой царствую Я со Отцем и Животворящим Духом. Бог и послал тебя на землю не для того, чтобы жил ты себе в удовольствие, а чтобы подготовился к жизни бессмертной. Было бы великим горем и досадой, если бы твой Создатель не мог тебе дать жизнь лучшую, более продолжительную и светлую, нежели та, что проводишь ты на земле, ибо вся она отдает тлением и смертью и короче жизни воронов.

     О братья мои, вонмем слову Господню - и все страдания будут нам облегчены. Если удары мира сего кажутся нам теперь подобными твердым камням, то, когда послушаем мы Господа, они станут [для нас мягкими], как морская пена.

     Господи Победитель, научи нас Твоему долготерпению. И когда тают наши силы, простри нам руку Твою и поддержи нас. Тебе слава и [по]хвала вовеки. Аминь.

---

(Прим. - Ред.)

Нравственное богословие: вера

Поскольку вера подлежит многоразличному искушению, то должно ее посреди такого бедствия так беречь и хранить, как душу свою или жизнь свою, или даже более. Ибо и жизнью нашей должны мы при случае пренебречь, дабы вера сохранилась. Если душу нашу или жизнь ради веры погубим, то обретем жизнь вечную в будущем веке, как говорит Христос:
«Кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее» (Мк. 8:35).

В вере состоит все блаженство наше. Верою во Христа избавляемся от грехов наших, гнева, проклятия, власти дьявольской, вечного осуждения, ада и вечной муки, и сподобляемся Божией милости, благодати, благословения, царствия Божия и всех вечных благ, по неложному Его обещанию. Если веру соблюдем, все эти блага нашими будут, если же веру погубим, всех тех благ лишимся и снова подпадем всему бедствию, гневу Божию, проклятью, власти темной, вечному осуждению и мучению.

Хранить стараемся от воров сокровище наше тленное и временное. Тем более должно хранить сокровище душевное, вечное – веру святую, дабы его сатана, как вор хитрый и лукавый, не похитил. Бережем здравие телесное и жизнь. Много более здравие и жизнь душевную беречь должно, чтобы вовеки не умереть. Предостерегаем себя от врагов, которые хотят тело наше тленное погубить и временную жизнь у нас отнять. Тем более от врагов душевных предостерегаться должно, которые душу нашу погубить и вечную жизнь отнять у нас стараются. К этой осторожности и старанию увещевает нас апостол Петр:
«Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить. Противостойте ему твердою верою» (1Пет. 5:8-9).
Вера сохраняется молитвой, чтением или слушанием слова Божия и прочим.

источник: святитель Тихон Задонский (Соколов) "Об истинном христианстве" Книга 2

---

Есть вера разумная, но есть вера и сердечная.

«Веровать сердцем» означает поверить, что то, о чем говорит нам наше сердце, то, к чему мы стремимся и чего желаем, есть несомненная истина, а потому и свершится несомненно. Наше сердце жаждет жизни вечной, и мы верим в нее, верим, что она начинается здесь, на земле, и продолжается по смерти и воскресении.

Проявления сердца несколько отличны от проявлений разума. Разум являет себя в рассуждениях, доводах, часто в очень сложных, длинных умозаключениях. Сердце выражает себя по-иному. Оно обычно не строит доказательств, порой не нуждается даже и в словах. Решения его бывают быстры, даже мгновенны. Когда апостол Иоанн вошел в опустевший гроб Господень, то, как говорится в Евангелии, «увидел и уверовал» (Ин. 20:8). Весть о Воскресении Христовом и о нашем грядущем воскресении созвучна нам, она, как говорится, «по сердцу» нам, ибо отвечает нашей естественной жажде жизни, заложенной в нашу душу Творцом.

Апостол Павел говорит о слове Божием, что близко оно нам, оно в устах наших, на языке нашем. Это потому, что евангельское слово отвечает тому, что заложено Творцом в самую сущность природы нашей, в глубину души нашей. Он создал нас по Своему образу и подобию и вдохнул в нас Свое Божественное дыхание. Это дыхание Творца само говорит нам, что душа наша не может умереть, ибо в ней – дыхание вечного, бессмертного Бога. Вот почему, когда мы слышим слово Божие, обращенное к нам, наша душа сейчас же откликается на Его зов. Ибо это слова Того, Чье дыхание в нас самих.

Вслушайтесь в свое сердце и одновременно вслушайтесь в слова евангельские, и вы тогда сразу поймете, почему апостол Павел так уверенно говорит, что слово Божие близко нам. Господь заповедал нам любить ближних своих. А разве сердце не говорит нам о том же? Разум может привести много доводов в пользу того, что надо любить людей, а сердце сразу же, мгновенно даст ответ на этот вопрос. Вот почему мы и говорим, что «веруем сердцем» словам Господним.

Господь заповедал нам быть милосердными, как Отец наш Небесный милосерд (Лк. 6:36). Он заповедал нам быть чистыми, милостивыми, жаждущими и алчущими правды, миротворцами, неустрашимыми в борьбе за истину. Разве заповеди эти не находят всегда отклика в нашем сердце? Все слово евангельское близко нам. Только состояние сердца нашего бывает разное.

Много времени прошло с того момента, как появился на земле человек, но сердце его по причине греха сковано животными страстями, и никто из мудрецов древнего мира не сумел найти тех слов, которые помогли бы человеку освободиться от этих страстей. Древний мир в лице своих лучших учителей только близко подходил к тому, что возвестил Христос, но не мог сказать того, что было дано Им в Евангелии. Никто из мудрецов не мог найти того слова, на которое отозвалось бы человеческое сердце, а поэтому никто не смог создать такого великого учения, которое покорило бы весь мир. Но когда пришла «полнота времен», Бог послал к нам на землю Сына Своего, Который возвестил людям слова о любви, о подвиге, о совершенстве, о милосердии, слова о вечной жизни. Слово евангельское прозвучало как нечто желанное, оно вызвало к жизни то, что таилось в глубине человеческого сердца, вот почему оно сразу же, как только было возвещено, быстро распространилось среди людей.

Господь наш не только возвестил нам Свое Евангелие, но и дал нам силы, чтобы освободить наше сердце от греховных оков, которыми оно связано; Он зажег в сердцах наших веру и победу над смертью, и эта вера дает нам силы победить в себе зло. Слово Евангелия близко нашему сердцу. Нужно только, чтобы сердце отозвалось на него. И когда оно отзовется, то уже само станет судьею всех наших поступков.

Апостол Иоанн, зная это свойство нашего сердца, говорит:
«Если сердце наше осуждает нас, то кольми паче Бог… Если сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу» (1Ин. 3:20-21).
Это слово евангельское о любви и вечной жизни понятно и дорого нам, мы веруем сердцем и исповедуем его истинность, и оно указует нам путь ко спасению. Ибо «если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься» (Рим. 10:9)

источник: прот. М. Лебедев («Журнал Московской Патриархии» 1966 г., № 7, с. 35–37